– И что такого в этом юнце? – спросил Карташ, еще малость отхлебнув виски.

– Вы просто не знаете, кто он.

– А кто он?

Виталий Сергеевич бросил быстрый взгляд вокруг, подвинулся поближе к Карташу:

– Его отец…

Толстяк назвал фамилию, какую даже в Шантарске обязан знать любой, мало-мальски интересующийся политикой. Или хотя бы имеющий телевизор.

– Вы не местный, – продолжал Виталий Сергеевич. – А в черте города семейка его влиятельна весьма. Почему я вас и предупреждаю. Других-то чего предупреждать, сами все знают…

– И чего именно я должен опасаться? – спросил Карташ.

– Были, знаете ли, всякие прецеденты, – неопределенно махнул бокалом Виталий Сергеевич. – Он с дурью в башке. Никогда неизвестно, что ему в следующий момент втемяшится. А если втемяшится, он будет переть, как танк, не видя оград и заборов, до упора. И ваша подруга ему определенно понравилась. На всякий случай говорю.

В голосе толстяка невольно прорывалось некое личное отношение к субъекту за стеклом. Наверное, сие есть ни что иное, как незаживающая обида – давняя… или не очень.

Не сказать, чтобы Карташ проникся сими тревожными предупреждениями, слишком уж опереточным у них был антураж. Однако кое в чем прав собеседник: здешние места, а равно здешняя публика и нравы Карташу насквозь незнакомы, поэтому Машу не следовало далеко от себя отпускать. Конечно, в кои-то веки оказалась в светском обществе, ей охота повращаться, почувствовать себя львицей… Но Маша, девочка разумная, должна внять предостережениям и быть начеку…

– Спасибо, что предупредили, – сказал Карташ, ставя пустой бокал из-под виски на широкие перила крыльца – обслуга уберет. – Пойду спасать девочку, пока не поздно…

Он увел Машу подальше от опасных типов без труда:

– Прошу прощения, но мне необходимо украсть у вас барышню на парочку очень личных встреч, – сказал Карташ, взял Машу под руку и отвел в сторону.

Глаза сынка влиятельного папаши, вопреки опасениям Виталь Сергеича, не стали наливаться мутную водицею, по губе не побежала слюна, а скрюченные пальцы не потянулись к горлу Карташа. Ну да, этот сынок – вылитый мачо, смазливый и наглый, конечно, к таким не следует близко подпускать красивых подруг. Не иначе, – подумал Алексей, – владелец автосалона Виталий Сергеевич, выражаясь цитатой из «Мимино», испитывает к патэрпевшему такую глубокую личную неприязнь, что кушать не может. Очень похоже, автосалонщик однажды не уберег супругу или дочь, ну и теперь…

Карташ повел Машу, держа под локоток, к глубокой нише, где размещался миниатюрный зимний сад. Остановились возле какой-то развесистой пальмы в деревянной кадке, и Алексей прошептал ей на ухо:

– Я тебя ревную к этому дону Гуану. Гану-Дону…

– А я тебя к этой противной машине, от которой ты не мог отвести взгляд, – игриво ответила Маша. – И ради этого ты меня уволок под сень дерев?

«Пропал ты, старлей, – подумал Карташ с волнующей обреченностью, – это уже, похоже, даже не любовь, это, похоже, гораздо большее – это то, что навсегда…»

А совсем рядом представитель некого банка уговаривал напыщенного бобра с двумя подбородками и тусклым взглядом воспользоваться кредитом их банка, расписывал прелести процентов и соблазнял сроками платежей. Причем уговаривал и расписывал столь страстно и пылко, что твой Ромео просто отдыхает.