– Нет… Я… – Глазберг встряхнул головой, словно прогоняя какое-то невидимое полковнику наваждение. – Я в самом деле никак не могу понять, к чему вы клоните. Я не отрекаюсь от тех обвинений, которые вы озвучили, но и не собираюсь подписываться под ними. Предпочту, чтобы с этим разбирались мои адвокаты. Но Дражайский… При чем тут он? Готов открыто признать, что Юра действительно был должен мне приличную сумму…
– Полмиллиона, – уточнил Крячко.
– Чуть меньше. Но ненамного, – Глазберг перевел взгляд за окно, и почему-то вид запихиваемых в служебную «Газель» ребят из его охраны поверг его в состояние уныния. – Дело не в том, сколько Юра был мне должен… Вернее, он должен был даже не мне – казино. А я никогда не путаю личные отношения с деловыми. Разумеется, как хороший друг Юрия, а мы были дружны, полковник, можете не сомневаться, я дал ему отсрочку. Большую отсрочку. Потом еще одну, поменьше, потом еще… Но не мог же я спускать ему долги до бесконечности. И простить их совсем я тем более не мог. Потому что…
– Потому, что вы не путаете деловых отношений с личными, – саркастически подсказал Крячко. – Я это запомнил. Что дальше?
Глазберг откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. Глаза слегка прикрыты. Складывалось такое ощущение, словно он ужасно переутомился за те несколько минут, что ему пришлось разговаривать с представителем закона.
– Юра никогда не смог бы отдать мне тех денег. Я понял это совершенно ясно после того, как он не уложился в третий предоставленный ему срок. Впрочем, этого и следовало ожидать. После той пассии, что он завел себе…
– Что за пассия?
Станислав опустил руку с пистолетом. Ему совсем не нравился тот оборот, который начала приобретать его беседа с Глазбергом. За время своей долгой практики полковнику не раз приходилось сталкиваться с ложными рабочими версиями, не приводившими в итоге ни к какому результату. Не всегда, но такое случалось. Он слегка прикусил нижнюю губу. Неужели и на этот раз он в чем-то ошибся?..
– Я не знаю, кто она, – поморщился Глазберг. – Не знаю ее имени и никогда ее не видел. Слышал только то, что о ней говорили. Сам Дражайский, Дибелович, Поперечный и прочие наши общие знакомые.
– А что они говорили?
– Ну, судя по всему, эта бабенка доила Юрца, как корову. Последние жилы из него тянула. А он… Он ее любил как безумный. Знаете, как это бывает? Вот так втрескаешься по уши и готов уже из окна выброситься по ее желанию. Похоже, что у Дражайского был как раз тот самый случай. Все деньги, которые у него появлялись, он, не думая, спускал на нее. Лишь бы ублажить. Какой тут, к черту, может быть долг?.. – Глазберг запнулся, словно припоминая что-то, а через пару секунд продолжил совсем с иной интонацией: – Я не стал больше засылать к Дражайскому своих ребят. Даже Нечайкина не стал. Я поговорил с ним сам. Лично. И предупредил. Но, чем хотите клянусь, полковник, Юру я не стал бы убивать ни за что. Даже если бы он послал меня куда подальше. Поссорить мог, не пускать больше в «Нить Ариадны» тоже мог. И денег ему не только я не одалживал бы впредь, но и всем знакомым запретил бы так делать. И с Юры этого было бы вполне достаточно.