Амалия щелкнула настенным выключателем, и зажглась лампа у кресла.

Слой пыли покрывал столик, на котором стояла лампа. Очки лежали рядом с книгой в обложке, которую мистер Клоукенуол наверняка бы почитал, если бы тот день не стал последним в его жизни. Никаких следов вандализма мы не увидели.

– Мы из соседнего дома, – крикнула Амалия. – Пришли познакомиться. – Она подождала, прислушиваясь. – Эй? Все хорошо?

На кухне гудел холодильник. На столе стояли грязные тарелки, на одной застыло пятнышко желтка. Между тарелками виднелись крошки от тоста. Инфаркт свалил мистера Клокенуола здесь, возможно, в тот момент, когда он поднялся из-за стола, позавтракав, и никто не удосужился прибраться после того, как его увезла служба коронера.

– Это ужасно – жить одному. – Амалия вздохнула.

В голосе слышалась искренняя печаль, хотя мистер Клокенуол не относился к тем людям, которые общением с соседями скрашивают одиночество, при условии, что оно его тяготило. Но мы знали, что человек он вежливый: если оказывался во дворе и видел кого-то из нас, несколько минут беседовал с нами через забор. Никто не считал его отстраненным или ушедшим в себя. Нам он представлялся застенчивым и – изредка – меланхоличным. Возможно, в прошлом у него случилась трагедия, с которой он так и не смог примириться. Вот почему грусть стала единственной спутницей, в компании которой он уютно себя чувствовал.

Увиденное очень огорчило Амалию.

– Кому-то следовало убрать со стола, помыть грязную посуду и забрать все из холодильника, пока продукты не испортились. Оставить все так… это неправильно.

Я пожал плечами:

– Может, чихать на него все хотели.

Моя сестра ни к кому не проявляла безразличия, даже пыталась искать доводы, оправдывающие наших родителей, но тут промолчала и она.

Я вздохнул.

– Только не говори, что мы должны тут прибраться.

Она собралась ответить, но внезапно лицо ее переменилось, она вздрогнула и обернулась.

– Кто? Что?

– Что… Кто – что? – в недоумении переспросил я.

Она нахмурилась.

– Ты не слышал?

– Нет. Что я не слышал?

– Он сказал: «Мелинда. Дорогая Мелинда».

– Кто сказал?

– Судя по голосу – мистер Клокенуол.

Когда я был моложе, а моя сестра – более вредной, ей нравилось пугать меня, убедительно выдавая вымысел за правду. «Папа не знал, что я здесь, поэтому он снял лицо, а под ним оказалась морда ящерицы!» или «Боже! Я видела, как мама ела живых пауков!». И так убедительно она все это рассказывала, что мне потребовался год, прежде чем у меня выработался иммунитет к ее выдумкам, и еще год я притворялся, будто верю им, потому что меня это очень забавляло. Потом у нее проснулся интерес к парням и пропало желание пугать меня, хотя все эти выдумки пугали гораздо меньше, чем пара идиотов, с которыми она встречалась. Но даже в те дни ей хватало ума не больше двух раз ходить на свидание с психопатом-маньяком.

– Мистер Клокенуол умер и похоронен, – напомнил я.

– Я знаю, что он умер и похоронен. – Держа тарелку с печеньем в левой руке, правой она потерла загривок, словно разгоняя мурашки. – Или, по меньшей мере, умер.