— Ты забыла, Бренда, что говоришь о спасении бедного, безвестного юдаллера не с кем иным, как с главой оркнейской столицы. Можешь ли ты ожидать, чтобы столь высокое лицо снизошло до рассмотрения столь малозначащего дела? О, мистер провост успеет еще обдумать предложенные ему условия, ибо в конце концов он должен будет на них согласиться — когда от собора святого Магнуса не останется камня на камне.

— Вы можете сердиться на меня, милая барышня, — сказал добродушный провост Торф, — но я не способен на вас обижаться. Собор святого Магнуса стоит уже много веков и, я полагаю, переживет и вас, и меня, и тем более шайку этих обреченных на виселицу негодяев. И хотя ваш отец наполовину оркнеец и у него есть на нашем острове и владения, и друзья, но, даю вам честное слово, я сделал бы то же самое для попавшего в беду шетлендца, как и для всякого другого, кроме, пожалуй, уроженцев самого Керкуолла, которые имеют право на некоторое преимущество. И если вы согласитесь остановиться у меня в доме, мы с женой приложим все старания, дабы доказать вам, что вы столь же желанные гости в Керкуолле, как и в Леруике или Скэллоуэе.

Минна даже не удостоила ответом это любезное приглашение, но Бренда вежливо отклонила его, ссылаясь на то, что они обещали остановиться у одной родственницы, богатой керкуоллской вдовы, которая уже ожидает их.

Холкро сделал еще одну попытку уговорить провоста, но тот остался непреклонным.

— Сборщик податей, — сказал он, — уже грозился донести, что я вступил в сношения, или, как он выразился, обделывал делишки, с чужеземцами, хотя это казалось тогда единственным способом избежать в городе кровопролития; и если теперь я откажусь от преимущества, которое доставили мне захват Кливленда и бегство управляющего, то смогу заслужить нечто похуже, чем простое порицание.

Одним словом, провост от всей души сочувствовал юдаллеру и продолжал уверять, что ему «чрезвычайно жаль не только Магнуса Тройла, но и этого молодчика Кливленда, у которого заметны кое-какие проблески благородства, но долг прежде всего и никаких послаблений не допускает». Вслед за тем провост прекратил дальнейшие препирательства, заявив, что его неотложного внимания требует еще одно, тоже шетлендское дело. Некий джентльмен, по фамилии Мертон, обитающий в Ярлсхофе, подал жалобу на странствующего разносчика Снейлсфута, который при содействии одной из ярлсхофских служанок присвоил себе некоторые ценные предметы, находившиеся на сохранении у Мертона. На обязанности провоста лежало теперь разобрать дело и заставить Снейлсфута вернуть вещи Мертону, ответственному за их сохранность перед законным владельцем.

В этом сообщении не было ничего, что могло бы привлечь внимание сестер, кроме имени Мертон. Имя это словно кинжал пронзило сердце Минны, напомнив ей, при каких обстоятельствах исчез Мордонт. Менее острое, хотя тоже весьма печальное чувство пробудило оно и в душе Бренды, вызвав легкую краску на ее лице и слегка увлажнив глаза. Тут же, однако, выяснилось, что провост говорил не о Мордонте, а о его отце, и дочери Магнуса, для которых подробности дела не представляли особой занимательности, расстались с почтенным старцем и направились к месту своего жительства.