«Правда ли, что до самой смерти, наступившей два года назад, Жюльен Калам, по мнению тех, кто с ним близко встречался, производил впечатление человека, у которого неспокойно на душе?»
«Правда ли, что в своем отчете он предсказал катастрофу в Клерфоне почти точно так, как она произошла на самом деле?»
«Правда ли, что отчет Калама, который, несомненно, существовал в нескольких экземплярах, исчез из архивов палаты, а также из архивов других заинтересованных министерств?»
«Правда ли, что по крайней мере человек тридцать со времени катастрофы живут в постоянном страхе, что копия этого документа все же найдется?»
«Правда ли, что, несмотря на принятые меры предосторожности, одна копия все-таки была найдена, причем совсем недавно…
…и что чудом сохраненная копия была вручена официальному лицу?»
Затем страницу перерезала новая шапка:
«Находится ли отчет Калама все еще в руках того, кому он был передан?»
«Не был ли он уничтожен, чтобы спасти банду скомпрометированных политиканов?»
«Если он не уничтожен, то где он находится в настоящий момент и почему еще не опубликован, чтобы общественное мнение могло потребовать справедливого наказания истинных виновников катастрофы, которая стоила жизни ста двадцати восьми молодым французам?»
Внизу страницы так же жирно, как два предыдущих заголовка, было напечатано:
Мегрэ поймал себя на том, что вытирает лоб. Нетрудно было представить себе реакцию Пуана на эту статью.
Тираж у «Глоб» небольшой. Он не был органом какой-нибудь крупной партии, а представлял незначительную политическую группу, во главе которой стоял Жозеф Маскулен.
Другие газеты тоже требовали начать расследование, чтобы выявить истину.
Мегрэ тоже хотел выявить истину, но только всю, целиком.
Однако у него создалось впечатление, что остальные добиваются вовсе не этого. Если, к примеру, доклад находится сейчас у Маскулена, почему вместо того, чтобы задавать вопросы, он не опубликует его таким же крупным шрифтом, как эта статья?
Это вызвало бы немедленный правительственный кризис, радикальную чистку на парламентских скамьях, а он сам приобрел бы в глазах общества славу защитника народных интересов и политической чистоты.
Для него, человека, который всегда работал за кулисами, это было единственной возможностью немедленно выдвинуться в первый ряд, а в будущем играть ведущие роли.
Если этот документ у него, почему он его не опубликует?
Теперь настала очередь Мегрэ — как и автору той статьи — задавать вопросы.
Если же отчета у него нет, то откуда ему известно, что он найден?
Откуда Маскулен знает, что Пикмаль вручил документ официальному лицу?
И каким образом он смог заподозрить, что Пуан не передал его выше?
Мегрэ не был и не хотел быть в курсе теневой стороны политики. Однако не надо было даже знать всей закулисной стряпни, чтобы заметить:
1. Именно газета «Молва», принадлежащая Эктору Табару и занимающаяся темными делишками, чтобы не сказать шантажом, уже трижды с момента катастрофы упоминала об отчете Калама.
2. Отчет был найден сразу после этой публикации и при довольно странных обстоятельствах.