Она думала, что он погиб.
Глупо, но она не могла совладать со своим воображением.
Конечно, мальчик умеет нырять и плавать. Он вернется на лодку и отвезет их туда, куда нужно. Почему же она так привязалась к глухому ребенку, которого знает меньше суток? Почему она плачет?
— Возьмите себя в руки, доктор Сингх, — сказала доктор Свенсон, сосредоточенно намазывая хлеб арахисовым маслом. — Через минуту он будет на лодке и страшно огорчится, увидев ваши слезы. Он глухой ребенок. Он делает все для того, чтобы вы забыли об этом. Вы, взрослая женщина, должны об этом помнить. Вы не сможете объяснить ему, почему вы плачете. Я не придумала знак, передающий понятие «глупость», и вы не сможете сказать ему, что ваши слезы глупые. Вы просто напугаете его, так что перестаньте.
Истер уже вынырнул на поверхность и поплыл на спине; плеск воды при его гребках стал утешением для обеих женщин. Тем же ножом доктор Свенсон нарезала сэндвичи на треугольники и оставила их на коробке.
— Возьмите вашу порцию, — сказала она Марине; ее слова прозвучали как приказ.
Марина вытерла глаза рукавом.
— Я просто испугалась, вот и все, — пробормотала она.
Ни ее голос, ни слова не звучали убедительно.
— Мы ведь еще не прибыли на место, — сказала доктор Свенсон и взяла треугольничек с маслом. — Вы обязаны быть твердой духом, или, бог свидетель, я высажу вас на берег прямо здесь. В джунглях есть вещи, гораздо более страшные, чем мальчишка, плавающий в тихом заливчике.
Истер вернулся на лодку мокрый и гладкий, как тюлень. Сэндвичи были съедены; мальчик облизал баночку арахисового масла так тщательно и с таким удовольствием, что доктор Свенсон дала ему еще одну.
— Sesta, — объявила доктор Свенсон и захлопала в ладоши. По-португальски это прозвучало убедительно. — Местные утверждают, что sesta — один из немногих даров, привезенных европейцами в Южную Америку. Впрочем, я считаю, что бразильцы и сами бы сообразили, как славно поспать днем; для этого не требуются несколько веков убийств и рабства.
Она похлопала по руке Истера и показала на невысокий ящик возле штурвала, потом закрыла глаза и положила голову на сложенные ладони — детская пантомима, изображающая сон. Получив указания, мальчик вытащил из ящика два гамака и стал вешать их на шесты в тени навеса.
— Когда-то я не верила в пользу дневного сна, — сказала доктор Свенсон, выбрав ближайший к штурвалу гамак. — Я считала это признаком слабости. Но эта страна способна сделать соней кого угодно. Важно слушать, что нам говорит наше тело.
Она села на длинный кусок ткани, откинулась назад, подняла ноги, и гамак поглотил ее целиком. Марина посмотрела на своего профессора. Низко висящий полосатый кокон покачивался из стороны в сторону — энергия устройства на отдых породила движение.
— Ложитесь спать, доктор Сингх, — произнес приглушенный голос. — Сон очень полезен для ваших нервов.
Казалось, доктор Свенсон куда-то исчезла с лодки, как исчезал Истер, когда прыгнул за борт.
Марина долго глядела на гамак, пока он не перестал раскачиваться.
Магический фокус: заверни ее в одеяло, и она исчезнет.