Я просто смотрел, не в состоянии понять, что же перед собой вижу. Антон, отличавшийся техническим складом ума, догадался первым.
— Эти несчастные дышали через трубки, — выдохнул он.
— Что? — не понял Иван.
— Они могли задохнуться от дыма. Трубки вели в их легкие, и так они могли дышать, пока огонь сжигал их заживо.
Он на мгновение остановился и призадумался.
— Нет. Даже хуже. Их не просто сжигали заживо. Внутри находятся нагревающиеся части. Прутья, цепи и эти перекрестные структуры раскаляются от жара. Жертв во время сжигания заодно и клеймят.
— Но зачем? — спросил я, впервые в жизни не удивляясь, что задаю такой вопрос Антону.
— Не знаю, — честно ответил он. — Может, это наказание?
— В смысле вроде порки?
— Скорее вроде казни.
— Жестокие парни в этом мире, — сказал Иван.
Мы сносили наказания Имперской Гвардии вот уже десять лет, и нужно было действительно постараться, чтобы Иван поразился чьей-то жестокости.
Мы обошли клетки, разглядывая их со всех углов и пытаясь понять, что здесь случилось. Я сражался с орками и не понаслышке знал об их злобе, но тут дело было в чем-то другом. Все было ужасающе точно просчитано. Кто-то хотел, чтобы заключенные в клетках страдали по-настоящему долго, кто-то растягивал каждую секунду их мук среди раскаленного добела металла.
Я остановился и уставился на клетки.
— Что думаешь, Лев? — спросил Антон.
— Думаю, попасть к ним в плен — не лучшая идея.
— Тут не поспоришь, — согласился Иван.
— Если я найду ублюдков, сделавших это, то покажу им, как может обжечь лазган, — сказал Антон. Он хотел, чтобы его слова звучали грозно. Но голос дрожал.
Я отвернулся от клетки и посмотрел на поле боя. Внизу, словно муравьи, суетились десятки тысяч имперских гвардейцев, и внезапно я очень обрадовался этому. Я заметил «Неукротимый» и машущего нам с крыши капрала Гесса.
— Нужно ли об этом доложить?
Я оглянулся. Отсюда были видны другие клетки и группы солдат и офицеров, которые с ужасом взирали на них.
— Вряд ли придется, — сказал я. — Остальные уже заметили.
Колонны нашей бронетехники двинулись на юг, выжимая из двигателей все возможное. Небо заполонили «Валькирии» и «Стервятники». Пейзаж начал постепенно меняться. За горизонт уходили огромные трубы. Следы человеческого присутствия становились явственными: пустые ирригационные каналы и громадные кристаллические геодезические купола из кристалла гидропонных ферм. Тут и там виднелись небольшие деревушки и более крупные жилые зоны.
Иногда вдалеке я замечал клубы пыли, как будто перед нами двигались толпы беженцев. Иногда, на расстоянии, облака словно мерцали, и я понятия не имел, почему.
До сих пор мы не столкнулись с настоящим сопротивлением, что меня очень беспокоило. Карск считался промышленным миром, и его должна была оборонять действительно мощная армия. Мы преодолели сопротивление слишком уж легко.
Все это казалось мне очень подозрительным.
Судя по разговорам по комм-сети, остальные также чувствовали себя не в своей тарелке. Иван пару раз вполголоса пошутил насчет мягкого нрава здешних еретиков. Всем нам было интересно, когда начнется настоящая война. Тут и там виднелись клетки для сжигания заживо. Некоторые из них были достаточно большими, чтобы вместить сотни людей. Казалось, их размеры увеличивались, чем ближе мы подходили к городу.