Если в Баку находилась главная цитадель Нобелей, то их боевые форты были выдвинуты в Царицын, Рыбинск, Казань, Нижний Новгород, Ярославль, где монолитно высились неприступные громады нефтехранилищ. И, наконец, 60 длинных составов цистерн курсировали, как бронепоезда, уже на подступах к Петербургу, Варшаве и Риге, – и вот настал вожделенный миг, когда первый танкер увидели воды Балтики.
– А без бочек все равно не обойтись, – сказал Нобель.
Был налажен бондарный завод, и керосин «Бранобеля» в бочках доехал лошадиной тягой в такие забвенные места, где еще не скоро услышат гудок паровоза. 1886 год начинался успешно, а простой подсчет бухгалтерии показывал, что в этом году «Бранобель» превысит сбыт керосина на 35 %…
На пороге кабинета неслышно появился Белямин.
– Что-либо из Петербурга? – встревожился Нобель.
– Увы, с улицы Рю-Лафит…
Это был парижский адрес конторы банка Ротшильда, и Белямин плотнее затворил двери, чтобы их не подслушали.
– Вся эта возня с Фуфу, Марго, Манон и прочими, кажется, завершилась откровенным предательством наших интересов… Разве мы не давали прощелыге Скальковскому?
– Значит, слухи подтвердились? – спросил Нобель.
– Да. Банкирский дом Ротшильдов активно скупает все акции Батумского нефтепромышленного и торгового общества, собираясь переименовать его в Каспийско-Черноморское для вывоза керосина в порты Ближнего Востока и Европу, конечно.
Это было вторжение, но без объявления войны.
– Что вы сами думаете по этому поводу?
– Думаю, что это ловкий шахматный ход Рокфеллера, который сделал из Ротшильда лишь удобную ширму, за которой и таится его «Стандард ойл». Как говорят французы, у каждого есть свой способ уничтожения блох.
– Но мы не блохи, чтобы разводить чесотку! – вспылил Нобель. – Если нам объявили войну, мы сумеем отбить нападение. Я срочно телеграфирую брату Альфреду, чтобы повысил цены на свой динамит, который так полюбился военной публике…
Неизбежное случилось. Альфонс Ротшильд заполучил нефтеносные участки на Балахне и в Сабунчи, на него уже работал керосиновый завод в Баку. Прикинув возможности этих участков и завода, Белямин подсчитал, что уже в этом году Ротшильд способен дать 1 200 000 пудов керосина. Очевидно, на улице Рю-Лафит к таким же выводам пришел и барон Ротшильд.
– Что бы вы еще желали от нас, кроме брака по любви?
Этот вопрос был задан Скальковскому, который признавал только любовь по расчету. Он даже рассмеялся:
– Я желал бы иметь то, чего еще не имею…
Ротшильд понял, и вскоре Скальковский стал кавалером ордена Почетного Легиона. Прослышав об этом, Нобель стал думать, какую бы гадость поднести Скальковскому под видом «подарка».
– Не дарить же ему икру, как Манташев, не слать же ему и ковры, как Тагиев… А в деньгах он не нуждается.
Людвиг Эммануилович вдруг просиял лицом:
– Пошлем ему золоченое бидэ, чтобы Фуфу, Марго и Манон почаще подмывались перед употреблением.
Так и сделали. Но результат был совсем не тот, которого ожидали. Скальковский нисколько не оскорбился, прочитав имена своих наложниц, которым подарок предназначался: