— Не рассказывай, что мне делать с моими деньгами, Кади! Они — не твои.

— Хорошо.

— Тебе не разрешается указывать мне, как распоряжаться моим имуществом, ясно?

— Да.

— Никогда.

— Поняла, дедушка.

У меня было желание схватить гуся и швырнуть через всю комнату.

Что будет, когда он ударится о камин? Разобьется или нет?

Я сжала кулаки.

Мы впервые говорили о бабуле Типпер со времени ее смерти.

Дедушка швартуется у причала и привязывает лодку.

— Ты все еще скучаешь по бабушке? — спрашиваю я его, когда мы направляемся к Новому Клермонту. — Я вот скучаю. Мы никогда о ней не говорим.

— Часть меня умерла. И это была лучшая часть.

— Ты так считаешь?

— И нечего больше обсуждать, — говорит дедушка.

Я обнаруживаю Лжцецов во дворе Каддлдауна. На траве валяются теннисные ракетки и пустые бутылки, обертки от еды и полотенца. Моя троица лежит на хлопковых подстилках в солнцезащитных очках, в руках у них пакетики с чипсами.

— Тебе уже лучше? — спрашивает Миррен.

Я киваю.

— Мы скучали по тебе.

Они обмазались детским маслицем для тела. Две баночки лежат на газоне.

— Вы не боитесь обгореть? — интересуюсь я.

— Я больше не верю в защиту от солнца, — говорит Джонни.

— Он решил, что все ученые коррумпированы и вся индустрия солнцезащитных кремов — всего лишь прибыльное мошенничество, — объясняет Миррен.

— Ты когда-нибудь видел солнечный ожог? — спрашиваю я. — Кожа буквально пузырится.

— Глупая затея, — говорит Миррен. — Нам просто безумно скучно, вот и все. — При этом она намазывает масло себе на руки.

Я ложусь рядом с Джонни и открываю пачку чипсов со вкусом барбекю.

Смотрю на грудь Гата.

Миррен читает вслух книгу о Джейн Гудолл, антропологе.

Мы слушаем музыку через маленький динамик моего айфона.

— Еще раз объясни, почему ты не веришь в защитные кремы от солнца? — спрашиваю я Джонни.

— Это заговор. Чтобы продать побольше продукции, в которой никто не нуждается.

— Ага.

— Я не сгорю, — говорит парень. — Вот увидишь.

— Но зачем ты наносишь детское масло?

— О, это уже не часть эксперимента, — объясняет он. — Мне просто нравится постоянно быть липким.

Гат застал меня на кухне, где я ищу еду. Почти ничего нет.

— Последний раз, когда я тебя видел, снова был неоптимальным, — говорит он. — В коридоре, пару ночей назад.

— Да уж. — Мои руки трясутся.

— Извини.

— Хорошо.

— Мы можем начать сначала?

— Мы не можем начинать сначала каждый день, Гат.

— Почему нет? — Он запрыгивает на стойку. — Может, это лето вторых шансов.

— Вторых — конечно. Но дальше это становится глупым.

— Так будь просто нормальной, — говорит он, — хотя бы сегодня. Давай притворимся, что я не запутался, а ты — не злишься. Давай вести себя так, будто мы друзья, и забудем о случившемся.

Не хочу притворяться.

Не хочу быть друзьями.

Не хочу забывать. Я пытаюсь вспомнить.

— Всего на пару дней, пока наши отношения снова не нормализуются, — говорит Гат, видя мои сомнения. — Мы будем развлекаться, пока все это престанет казаться важным.

Я хочу знать все, понять все; хочу прижаться к Гату, провести руками по его телу и никогда не отпускать. Но, наверное, это единственный способ для нас начать сначала.