Я решительно встаю и иду в кухню. Схватив полотенце, я подставляю его под кран. Поискав по шкафам, нахожу пустой стакан, а потом случайно наткнувшись, прихватываю заодно и бутылку «Ред Лейбл»[2].

Налив в стакан воды, я возвращаюсь со всем этим в гостиную, пытаясь (безуспешно) не думать о том, что у меня в этом доме есть кровать, а у него нет. Что сделал Мор? Может, он уложил меня как раз на кровать этого парня?

Расставив все на журнальном столике, я беру мокрое полотенце и начинаю бережно обтирать больному лицо и шею. Потом спускаюсь ниже, стараясь по возможности не касаться нарывов и язв, чтобы не причинять ему лишней боли.

Беру со столика стакан с водой и бутылку виски. Держа перед ним то и другое, спрашиваю: «Что лучше?»

Ни секунды не потратив на размышления, мужчина глазами показывает на виски.

– И правильно.

Воду я выливаю прямо на ковер – ну и что, что лужа, какая к чертям разница, если в доме полно чумных трупов – и до половины наполняю стакан алкоголем.

Подведя руку ему под спину, я, не обращая внимания на собственные проснувшиеся боли, немного приподнимаю его, чтобы было удобнее глотать. Другой рукой подношу к его губам стакан виски.

Он опустошает его в пять глотков.

– Еще, – хрипит он, и на этот раз голос слышен лучше.

Снова наполняю стакан до половины, и он снова выпивает. А потом еще раз.

Я с такой дозы алкоголя загремела бы в больницу с отравлением, но мне кажется, что в этом есть смысл. Эту заразу не победить. Уровень смертности стопроцентный. Сейчас речь идет о том, чтобы хоть немного облегчить страдания.

Видя, что он осушил третий стакан, я снова тянусь за бутылкой, но он приподнимает руку, еле заметно. Хватит.

– Спасибо, – сипит он.

Я киваю, сглотнув ком в горле. Взяв его за горящую жаром руку, я держу ее в своей.

– Хотите, я останусь? – спрашиваю я. Я не договариваю: и пробуду здесь ваши последние часы. Хоть я не раз сталкивалась со смертью, все равно язык не поворачивается назвать ее по имени.

Мужчина закрывает глаза, сейчас он немного расслаблен, заметно, что виски начинает действовать. Потом пожимает мне руку, и я расцениваю это, как да.

Гладя его по руке большим пальцем, я тихо начинаю читать Эдгара По.

– Здесь Смерть себе воздвигла трон, здесь город, призрачный, как сон…[3]

Слова из «Города на море» сами вырываются у меня, строки, которые я прочла и выучила давным-давно. Закончив это стихотворение, я иду дальше и читаю лорда Байрона «Ты умерла и юной, и прекрасной», а потом несколько строф из «Макбета», и еще всякие стихи и прозу, которые в свое время откапывала понемногу. Мир давным-давно забыл и думать обо всех этих поэтах, но сейчас их бессмертные строки уместны больше, чем когда бы то ни было.

Мужчина, лежащий рядом, больше не открывает глаз, но время от времени чуть покачивает головой, давая мне знать, что слушает.

В какой-то момент он перестает шевелиться. Хриплое дыхание замедляется, как будто он засыпает. Присев на корточки, я беру его за руку и жду, пока его грудь не перестает подниматься. Даже после этого я держу его руку, не отпуская, пока кожа не начинает остывать.