Нет. Ее наверняка оставили, для того чтобы бы она служила фарфоровой куклой для всего народа. Игрушкой, которая бы напоминала о том, что в этой стране когда-то существовали Виндзоры.

Ее будут выставлять на телевидении, водить по светским сборищам и одевать в красивые платья. Шептаться за ее спиной и показывать пальцем в затылок, заклиная:

{"...Посмотрите. Это все, что осталось от королевской крови. Она - последняя."}

А потом, когда она достигнет детородного возраста, убьют и ее. Чтобы она не родила на свет нового наследника.

- Щенок, - грубый голос и стальная хватка на моем плече вывели меня из состояния бессознательного бреда и копания в собственных воспоминаниях и мыслях, - ну, как тебе, понравилось, лжецарский ублюдок?!

Мерзкий запах дыхания палача вызвал во мне приступ рвоты. Его касания были отвратительны. Никто и никогда не прикасался к нам. Не говоря уже о такой бесцеремонности и неуважении к собственному правителю.

Мужчина, обезображенный железной маской, которая полностью скрывала его лицо, не могла утаить красноту в его бездушных глазах. Еще неделю назад я мог отдать приказ, который навсегда бы отделил его голову от тела.

- Я убью тебя, - прошипел я сквозь сжатые зубы. - Никто не смеет так разговаривать со мной. Никто не смеет так обращаться... С королем. - Последнее слово едва вырвалось из моих легких. В данной обстановке протеста мои писк о собственной крови выглядел теперь бессмысленным.

И палача это только позабавило.

- Король, - вслух фыркнул он, давая мне подзатыльник. Толпа одобрительно загудела, мечтая о том, чтобы шоу продолжилось. Я же нашел в себе силы открыть глаза шире и посмотреть в лица этих потерянных, заблудших душ, которые оказались пешками в руках нашего государства.

Я бы хотел их ненавидеть.

Хотел ненавидеть за то, что восемнадцать лет они улыбались мне и восхваляли меня, а теперь с такой страстью требовали моего позора. Они желали, чтобы палач убил меня.

Но я чувствовал только любовь. Безграничную любовь к своему народу.

Именно этому меня учила мать.

Это все, что у меня осталось от моей семьи, - знания. Моральные принципы, которые живут во мне и просятся наружу.

Они хотят уничтожить их во мне. Все до единого. В глубине души я понимал, что лучше умереть, чем отправиться в Адинбург.

И именно поэтому они приготовили мне именно такую участь. Навсегда окрестили клеймом позора, заковали в цепи и отправили в Чистилище.

- С этого дня ты - жалкий червяк, отмеченный ненавистью всего народа. Ты заслужил это, - тихо прошептал мне на ухо палач, в который раз одаривая меня своим мерзким запахом. Под четкие и громкие удары барабана он вел меня к машине, держа за волосы на макушке.

Люди кричали.

Они ненавидели меня.

Мои босые ноги врезались в камни на земле, но, вместо того чтобы завыть от боли, которая разрывала мою душу, я собрал все свои последние силы и высоко поднял подбородок.

Мои плечи автоматически расправились, в легкие поступили долгожданные волны кислорода, которым я в последний раз наслаждался с такой жадностью.

Солнце выглянуло после дождя - всего лишь на мгновение. Оно прощалось со мной. В темнице оно вряд ли будет меня радовать. Оно и так частенько обходит эту часть света стороной.