Чтобы осмыслить это в перспективе, надо вернуться на несколько десятилетий назад, к тем дням, когда Гитлер был безработным маляром и о нем никто не слышал. Тогда выяснится, что хотя антисемитизм сейчас достаточно заметен, его, вероятно, меньше в Англии, чем тридцать лет назад. Антисемитизм как продуманная расовая и религиозная доктрина в Англии никогда не пользовался популярностью. Не вызывали особого недовольства межнациональные браки и евреи, занимавшие видное положение в обществе. Тем не менее тридцать лет назад считалось чуть не законом природы, что еврей – фигура смешная, у него сильный ум, но некоторые изъяны в «характере». Теоретически он никак не был ограничен в правах, но на деле не имел доступа к определенным профессиям. Его не взяли бы, например, офицером во флот или в отборный полк. В закрытой школе еврейскому мальчику всегда доставалось. Конечно, о его еврействе могли забыть, если он был особенно обаятелен или спортивен, но, в общем, это был врожденный дефект наподобие заикания или родимого пятна. Богатые евреи предпочитали брать себе аристократические английские или шотландские фамилии, и обывателю казалось это вполне естественным, так же, как естественно для преступника менять свою. Лет двадцать назад в Рангуне, когда я садился с приятелем в такси, к нам подбежал оборванный светлокожий мальчик и стал рассказывать запутанную историю о том, как он приехал из Коломбо на пароходе, и ему нужны деньги, чтобы вернуться назад. По внешнему виду и манерам его было трудно «определить», и я сказал ему: «Ты очень хорошо говоришь по-английски. Ты какой национальности?» Он с готовностью, старательно подражая чисто английскому произношению, ответил: «Я еврей, сэр!» И, помню, я повернулся к моему спутнику и сказал полушутливо: «Открыто это признает».

Все евреи, которых я знал прежде, стыдились того, что они евреи, или, во всяком случае, старались не говорить о своем происхождении, а, будучи вынуждены к этому, предпочитали пользоваться словом «Hebrew, а не «Jew».

Отношение рабочего класса к ним было не лучше. Еврей, выросший в Уайтчепеле, знал, что подвергнется нападению или оскорблению, если забредет в христианские трущобы по соседству, а «еврейские анекдоты» на эстраде и в комиксах почти всегда были обидными[97]. Происходила и литературная травля евреев, под пером Беллока, Честертона и их последователей достигшая почти континентального уровня грубости. В более умеренных формах этим грешили и некатолические писатели. Антисемитские мотивы слышатся в английской литературе со времен Чосера, и, не вставая из-за стола, чтобы заглянуть в книги, я могу припомнить у Шекспира, Смоллетта, Теккерея, Бернарда Шоу, Г. Дж. Уэллса, Т. С. Элиота, Одоса Хаксли и многих других такие пассажи, что, будь они написаны сейчас, их заклеймили бы как антисемитские. С ходу могу припомнить всего лишь двух английских писателей, которые определенно старались держать сторону евреев, – Диккенса и Чарльза Рида. И даже если рядовой интеллигент не соглашался с мнением Беллока и Честертона, он их не осуждал. Бесконечные тирады Честертона против евреев, которые он вставлял в свои эссе и рассказы к месту и не к месту, ни разу не причинили ему неприятностей – напротив, Честертон был одной из самых уважаемых фигур на английской литературной сцене. Всякий, кто стал бы писать в таком духе сейчас, вызвал бы бурю негодования или, что более вероятно, не смог бы печататься.