– Ты кормил своего форнита, – сказал писатель. – Беллис оказался сладкоежкой. По крайней мере ты так думал.

– Да. Но даже с такого жуткого похмелья я знал совершенно точно, кто этот форнит.

Он начал загибать пальцы.

– Во-первых, Беллис – это девичья фамилия моей матери. Во-вторых, слова el bonzo seco. Этими словами мы с братом в детстве обозначали психов. В-третьих – и это самое главное, – написание слова «глупость». Это как раз одно из тех слов, в которых я обычно делаю опечатки. Я как-то работал с одним в высшей степени грамотным человеком, который писал «рефрижератор» через «д» – «рефриджератор» – независимо от того, сколько раз корректор это слово исправлял. Был еще один доктор наук из Принстона, который неизменно писал «женьщина» вместо «женщина».

Жена писателя неожиданно рассмеялась, смущенно и обрадованно одновременно.

– Я тоже так пишу.

– Я, собственно, хотел сказать, что опечатки или описки человека – это нечто вроде его письменных отпечатков пальцев. Можете спросить любого корректора, который занимался произведениями одного и того же автора несколько раз.

Короче, мы с Беллисом были одним лицом. Однако совет он мне дал хороший. Я решил, что он просто великолепен. Но тут есть кое-что еще: подсознание, конечно, оставляет свои следы, но в нем живет и совершенно незнакомый человек. Очень странный тип, который знает чертовски много. Я, например, никогда в жизни, как мне казалось, не встречал до этого выражения «сотрассант», однако оно присутствовало в письме, казалось уместным, и позже я узнал, что банки действительно таким термином пользуются.

Я снял телефонную трубку, собираясь позвонить своему другу, и тут голова у меня буквально взорвалась приступом боли, дикой, невероятной боли. Я вспомнил о Реге Торпе, о его теории насчет радия и торопливо положил трубку на место. Приняв душ, побрившись и десять раз осмотрев себя в зеркало, чтобы удостовериться, что я выгляжу приблизительно так, как должен выглядеть нормальный человек, я отправился к другу лично. Тем не менее он задал мне множество вопросов и довольно пристально разглядывал во время беседы. Видимо, какие-то несоответствия, которые не могли скрыть душ, бритье и щедрая доза листерина, остались. Работал он совсем в другой области, и это оказалось очень кстати. Новости, как известно, имеют обыкновение распространяться среди, так сказать, своих. Кроме того, был бы он связан с журналистикой, он бы знал, что «Логанс» принадлежит «Арвин паблишинг инкорпорейтед», и, разумеется, задумался бы, не затеял ли я что-нибудь нечистое. Но он не был, не знал, не задумался, и я смог убедить его, что проделываю все это для финансирования своего собственного издательского проекта, поскольку «Логанс» решил упразднить раздел беллетристики.

– Он тебя не спросил, почему ты назвал его «Арвин паблишинг»? – поинтересовался писатель.

– Спросил.

– И что ты ему сказал?

– Я ему сказал, – ответил редактор с холодной улыбкой на губах, – что Арвин – девичья фамилия моей матери.

Наступила небольшая пауза, потом редактор продолжил рассказ, и его не прерывали почти до самого конца.