– Ему больно, – прохрипел Матвей, вспомнив щенячий скулёж.
– Прикажу посмотреть. Прямо сейчас, – кивнул Лоскутов и, круто развернувшись, вышел.
Его поведение озадачило Матвея. Повернувшись к угрюмо молчавшему врачу, проводник на всякий случай убедился, что не знает этого человека, и, подумав, спросил:
– Что со мной было?
– Множественные осколочные ранения, глубокие ожоги мягких тканей лица и шеи, контузия, болевой шок. Это, если коротко.
– Понятно, – прохрипел Матвей. – Опять выжил вопреки всем прогнозам. Похоже, там, за порогом, меня видеть совсем не хотят. Обожгло сильно?
– Сильно. Глаза еле спасли.
– Зеркало дайте, пожалуйста.
– Не стоит.
– Всё так плохо?
– Приятного мало, – ответил врач с каким-то непонятным злорадством.
– Тем более дайте.
– Как хотите, – пожал плечами врач и, отойдя в сторону, вернулся с небольшим зеркалом.
– Я вас лично чем-то обидел? – спросил Матвей, пытаясь понять причину его злости.
– Нет, – коротко ответил врач, разворачивая зеркало так, чтобы проводник мог себя рассмотреть. – Рубцы от ожогов зашлифовали, но ткани поражены глубоко. Так что мимика у вас теперь будет сильно ограничена.
– Да уж, красавец, – мрачно усмехнулся Матвей, рассматривая своё отражение.
Волосы с головы были сбриты наголо. Ожог охватывал всю левую половину черепа, ухо, лоб и левую часть лица до уровня губ.
– Волосы-то хоть отрастут?
– Да, волосяной покров восстановится, – ответил врач, убирая зеркало.
– А с руками что? Почему я тела не чувствую?
– Компрессионный перелом позвоночника в шейном отделе. Я удивлён, что вы вообще разговаривать способны.
– Хотите сказать, что я к этой койке навечно прикован? – спросил Матвей, чувствуя, как холодеет спина.
– Нет. Позвоночный столб не был повреждён. Осколок засел в костной ткани. Со временем встанете. Но времени это займёт много. А теперь извините. Мне надо работать.
– Воды дайте, и можете заниматься своими делами, – вздохнул Матвей.
– Вам нельзя много пить.
– Я о глотке воды уже несколько дней мечтаю. Давайте не будем спорить. Я ведь у вас не ведро прошу, – примирительно проворчал Матвей.
Помолчав, врач скривился, но воду принёс. Не понимая, чем заслужил такое отношение, проводник попытался проинспектировать собственное тело. Для начала нужно было попытаться приподнять голову, но едва он только подумал об этом, как всю спину, от шеи до поясницы, пронзил приступ острой боли. Сморгнув набежавшие слёзы, Матвей осторожно открыл рот и принялся ощупывать что-то, давившее на горло подбородком.
Само собой, на шее был фиксирующий бандаж. Выругав себя за глупость, он сосредоточился на ощущении конечностей. Раз за разом проводник пытался заставить свои руки сжать пальцы в кулаки, но добился только головной боли. Вспомнив, что забыл спросить у врача, как долго провалялся без сознания, Матвей в очередной раз обозвал себя ослом и, расслабившись, закрыл глаза. Нужно было переварить крохи полученной информации.
Но ослабший организм решил по-своему. Спустя минуту он уже крепко спал. Очередное пробуждение оказалось легче и гораздо приятнее. Он просто открыл глаза и понял, что жив. Да, ещё были боль и не проходящая жажда, но он чувствовал себя живым. Послышались лёгкие шаги, и в палату вошла девушка. Скосив глаза в сторону входа, Матвей с надеждой всмотрелся в силуэт, но сразу понял, что это не Дана. Вздохнув, проводник заставил себя расслабиться.