– Забаловали вы ее совсем! Кашу она, видите ли, не будет! Тетя Соня ей блинчики по утрам печет! Вам все игрушки, а мне потом как справляться?

Софья Михайловна начинала оправдываться.

Первого сентября в школу Наденьку провожали Флора и Софья Михайловна. Флора, как всегда, недовольно и критично оглядывала свою невзрачную дочь, а Софья Михайловна умилялась – какая же Наденька славная! И самая хрупкая из всех – девочки эти, ей-богу, как стадо маленьких слоников: крупные, шумные, гогочут в голос, а размер ног! Наденька тихо стояла в сторонке. Училась она неважно – так, с троечки на четверочку, особенно застревала на точных науках. В субботу она приходила к Софье Михайловне, и Александр Николаевич занимался с ней математикой и физикой.

– Слабенько соображает, слабенько, – комментировал он Наденькины возможности.

Жили они с Софьей Михайловной по-прежнему душа в душу, тихо, без ссор и споров, во всем соглашаясь друг с другом. Софья Михайловна была очень озабочена Наденькиной судьбой – Флору это, похоже, не очень интересовало. А Софья Михайловна вела с Наденькой бесконечные разговоры, пытаясь понять, к чему у девочки наклонности. Наденька молчала и вяло поводила плечиком:

– Не знаю я, тетя Соня.

– Тебе, что же, все равно, чем ты будешь в жизни заниматься? – начинала раздражаться Софья Михайловна.

Наденька опять молчала, опять пожимала плечом и отводила взгляд.

«Господи, какая инертность!» – закипала про себя Софья Михайловна. Но потом раздражение все-таки вытесняла жалость. Бедное дитя, бедное, никому, в сущности, не нужное.

И Софья Михайловна, человек дела, решила взять инициативу в свои руки. «Институт культуры!» – осенило ее. Тихий, девичий библиотечный факультет. Работа будет спокойная, размеренная, как раз по Наденькиному темпераменту. Засядет потом где-нибудь в районной детской библиотеке – сухо, чисто и тепло. Правда, вот с женихами там полный швах, но технический вуз, предполагающий обильное наличие кавалеров, полностью исключался – несмотря на упорные занятия по физике и математике с Александром Николаевичем, Наденька по-прежнему «плавала». Отводила набухшие слезами от смущения и ощущения собственной бестолковости глаза к окну, теребила в руке карандаш и шмыгала носом. Софья Михайловна поделилась своими соображениями по поводу устройства Наденькиной судьбы с Флорой – та только отмахнулась:

– Делайте что хотите, только меня оставьте в покое.

Флора в очередной раз собиралась замуж – сейчас соискатель был почти «тепленький», и она до смерти боялась его спугнуть. Вечерами после работы Софья Михайловна занималась с Наденькой русским языком – писали бесконечные диктанты, сочинения, изложения. Наденька очень старалась – сидела напряженная, собранная, писала медленно, аккуратным, круглым, детским почерком, высунув кончик языка. По воскресеньям с утра Софья Михайловна уходила на рынок – тогда Александр Николаевич занимался с Наденькой историей. Софья Михайловна приходила уставшая, с тяжелыми сумками, муж заботливо помогал ей снять пальто, расстегивал сапоги, подносил тапочки, нес сумки на кухню.