Несколько влиятельных итальянских газет поместили фотографии трупов на первой же полосе. Снимки выглядели на редкость натуралистично: лужи крови, неестественные позы убитых, страшные раны, остекленевшие глаза… На другом снимке была запечатлена снайперская винтовка, та самая. Под фотографиями помещались соответствующие комментарии. Солоник не понимал по-итальянски, но одно слово не нуждалось в переводе и сразу же бросилось ему в глаза: «Maffia».
Куратор перехватил его взгляд.
— Да, как мы и предвидели, гибель Коновала и местного мафиози списали на гангстерскую войну между враждующими кланами итальянской «Козы ностры». Тут опубликовано интервью генерального прокурора города и пресссекретаря корпуса карабинеров городка. Оба убеждены, что после таких громких убийств в Кампании начнется настоящая гангстерская войны. Удивительно, но убийство русского авторитета прошло тут как новость второго плана: для итальянцев куда страшней авторитеты местные. «Мафия» — волшебное слово, на нее можно списать и не такие вещи.
Солоник выслушал эту информацию молча. Ему было совершенно наплевать на мафиозные войны в какой-то там Кампании. Теперь его мысли занимала Алена — девушка осталась в коттедже одна-одинешенька и, по наблюдениям Саши, уже томилась своим одиночеством.
Тем временем в руках Куратора появилась кредитная пластиковая карточка «Визы».
— Прошу вас, — серенький небрежно пододвинул ее собеседнику, — это ваш гонорар. Мы довольны вашей работой. Думаю, и вы останетесь нами довольны. Главное, чтобы все были друг другом довольны, не правда ли?
Глава девятая
Над Москвой зависло тяжелое свинцовое небо. Порывистый октябрьский ветер шуршал влажными жухлыми листьями, проносил над крышами домов низкие рваные облака, гремел наружными жестяными подоконниками, и от всего этого поневоле делалось тоскливо и неуютно. С самого утра накрапывал мелкий, нескончаемый дождь.
Таким же серым и безрадостным было настроение Сергея Свечникова. Поездка в Курган, на которую он так рассчитывал, обернулась полным провалом. Как выяснилось уже тут, в Москве, Рыжий был насмерть сражен автоматной очередью и теперь с номерочком на ноге лежал в морге курганской областной больницы. Укол был захвачен руоповцами, под усиленной охраной перевезен в Москву, и теперь из него вовсю выбивали показания.
Последнее обстоятельство беспокоило бригадира больше всего. Конечно же, Укол пользовался репутацией нормального пацана, и Свечникову не раз приходилось бывать с ним в разных передрягах, но ведь под беспредельным мусорским прессом и не такие ломались! Да и время теперь мерзкое: ни в ком нельзя быть уверенным…
Бригадир, лежа на кровати в спальне своей квартиры, лениво листал глянцевый автомобильный каталог. Это занятие обычно успокаивало его, но теперь до желанного умиротворения было далеко. Мысли лихорадочно блуждали, перескакивая с ненавистного Македонского на слово, данное им законнику Крапленому, с Крапленого — на поездку в Курган, с поездки — на Укола, повязанного мусорами, и от этих мыслей Свечников совсем приуныл и затосковал.