Недалеко от центра ее стоял многоголосый плач. Туда я и подъехал.

У одной избы я увидел несколько повозок, доверху набитых узлами с трофейным добром. Понятно, татары приготовили обоз. Рядом с повозками стояли связанные люди. Воспользовавшись нашим нападением и отсутствием татар, они безуспешно пытались развязать узлы и освободиться. Тщетно. Разбойники связывали на совесть.

– Хлопцы, рубите веревки!

Русины соскочили с коней и ножами шустро перерезали пеньковые веревки. Освобожденные кинулись к своим избам – узнать, что с семьями. Лишь одна женщина бросилась ко мне. Грязное лицо, порванный сарафан, трясущиеся руки.

– Князь!

Я всмотрелся в ее лицо. Вроде бы тут меня никто и знать-то не должен, кроме боярыни. Ба! Да это же она и есть – сама боярыня Василиса Куракина! Вот уж никак не признал ее среди крестьянок.

Я соскочил с коня.

– Прости, боярыня, не сразу признал. Богатой будешь! – сморозил я от неожиданности ночной встречи.

– Какое там богатство, князь?! Усадьбу спалили ироды, людей многих поубивали, саму в полон взяли. Да из дома моего все мало-мальски ценное вытащили. Откуда теперь богатству быть? – горестно развела она руками. – Спасибо тебе и поклон низкий за выручку-спасение! – Боярыня поклонилась мне в пояс. – Быстро ты на помощь пришел, я и не чаяла, что так скоро здесь будешь.

– Подожди-подожди, ты о чем это говоришь? Ты что, гонца ко мне посылала?

– Ну конечно! Как только татары нагрянули, я холопа своего, Гришку, к тебе за помощью послала, лучшего коня дала.

– Видно, не доехал твой холоп, не было никого. Федор, десятник мой, случайно зарево от пожара увидел да меня поднял. А на дороге – уже совсем рядом от деревеньки твоей – мальчонку встретили, пастушка Митьку.

– Неуж татары Гришку убили? Среди тех, кого в полон взяли, его не было.

– Да и мы убитых на дороге не видели. Утек, наверное, от испуга, да от татар подальше и спрятался. Что делать думаешь, боярыня?

– А что мне остается? Усадьбу, еще мужем построенную, восстанавливать буду. Осень уже, и зима на носу, жилье нужно. А ну как дожди зарядят? Избы ведь сгорели. Только вот ума не приложу, что делать – все ценности татары забрали.

– Экая беда! Вон – все узлы на повозках лежат. Осмотри сама, коли холопам веры нет. Что из дома своего найдешь – забери, в хозяйстве все пригодится.

Боярыня кивнула, соглашаясь. Я уже собрался ехать дальше по улице, сопровождаемый двумя русинами, как боярыня вскинулась:

– Князь, ты еще не уезжаешь?

– До утра побуду – рассвета уже недолго ждать. Сюда спешили, а обратно чего в потемках ехать – ноги коню переломать можно да себе шею свернуть. Тем более, хлопцы мои вокруг деревни твоей все прочесывают – не притаился ли где недобиток какой?

– Слава тебе, Господи, услышал Ты мои мольбы. Плохо в имении без боярина, без сильной руки!

И столько жалости к себе да сожаления в голосе ее было, что меня аж передернуло. И в самом деле. Мне, мужику, и то тяжко управляться с имением, времени на все не хватает. А каково ей тут одной?

Из темноты возник Федька.

– Князь! – в голосе его слышалось ликование. – Пленного взяли да еще холопа боярыни, в стогу прятался. А рядом конь бродил. Его, сказывает. Только че бросил-то? В голову не возьму, темнит он. А еще…