мире, и, как всегда, описать словесами это знакомое чувство было решительно невозможно. Да и некогда. Да и ни к чему.

Придерживая левой рукой чуть заметно колышущийся трос, Мазур привычно пошел вниз, на глубину, невесомый, собранный. Ощущал, как вокруг понемногу становится холоднее, — а вот сумрак не особенно густой, солнце стоит в зените, вода, еще не насыщенная паводковым мусором, довольно чистая, прозрачная, пожалуй что, фонарь не придется включать до самого дна…

Вертлявая рыбья мелочь вилась вокруг, порой пощипывая голое тело осторожными касаниями, это было не особенно приятно, но Мазур не тратил время на то, чтобы разгонять мелюзгу: все равно приплывут новые, как комары. А это еще кто… что-то большое, типа судака… а не пойти бы тебе… ага, не понравилось, резко вильнув, отвалил в глубину… Есть! Знобящий холод понемногу просачивается под кожу, нужно побыстрее…

Навстречу ему брызнула стайка плоских, широких рыбешек. Отогнав их скупым взмахом ласта, Мазур, все еще держась за трос, встал на твердую землю рядом с покореженным, словно бы грубо скомканным хвостовым оперением. Поодаль лежало крыло, больше всего напоминавшее формой гигантскую школьную линейку, — длинное, прямоугольное. Было почти светло, он хорошо видел крупные детали.

Небольшой моноплан типа «парасоль» — крыло крепилось над фюзеляжем. Судя по всему, он погружался почти вертикально, при соприкосновении с дном разбитому ударом о воду носу еще больше досталось, мотор сплющило, никаких следов винта… потом затонувший аэроплан довольно аккуратно лег на брюхо, две высокие стойки колес, конечно же, подломились к черту, вот она, левая, на дне, как лапка раздавленного таракана… лобовое стекло разлетелось, но один боковой иллюминатор уцелел… что за черт? Это неправильно!

Колыхаясь вверх-вниз, что твоя водоросль, Мазур снял с пояса мощный фонарь, посветил. Старательно обшаривал конусом белого света фюзеляж, крыло, хвост…

Это было неправильно. Самолет, пролежавший на дне всего-то несколько дней, выглядит совершенно иначе. Он, несмотря на любые повреждения и разрушения, просто-напросто не успевает прийти в такое вот состояние…

Вынув из ножен широкий кинжал, Мазур постучал по фюзеляжу там и сям, посветил, ковырнул борт.

Не было никаких сомнений: самолет был проржавевший. Чтобы так дозреть, он должен был валяться на дне не неделю, не месяц — многие годы… никакой ошибки, все ясно при самом беглом осмотре…

Он отогнал все и всяческие мысли, не позволяя себе расслабляться и тратить время на бесплодное умствование — становится все холоднее, пора пошевеливаться… Но ведь нет на дне другого самолета! Вряд ли компьютерные распечатки служили для коварной дезинформации…

Примерившись, отвалил справа налево погнутую дверцу, очень похожую на автомобильную, — тягучий скрип, из проема брызнули рыбешки. До половины просунувшись внутрь, Мазур посветил вокруг — и, убедившись, что не рискует напороться на какой-нибудь острый обломок или запутаться в чем-то, пролез в салон.

Передние кресла сорвало ударом. Осторожненько попробуем их отодвинуть, выкинем одно, потом другое… вот так… Сразу стало просторнее. Та-ак…