– Тогда советую начать снова, – засмеялась Сарабет. – Наверняка Мод попросит тебя изменить предисловие. Не говоря уже о некоторых местах в самой книге. Знаешь, я думаю, теперь она станет еще более глубокой, более сильной. Это будет произведение о по-настоящему важных вещах, которое прочтет куча народу. Грейс, я тебе от всей души сочувствую, но, как говорится, когда жизнь подсовывает одни лимоны, постарайся сделать из них лимонад. Если сегодня подъехать не сможешь, давай договоримся на другой день.
Грейс назвала было свободный день на следующей неделе, но потом передумала и предложила встретиться через две недели. Ей все равно надо будет в Нью-Йорк по делам, связанным с продажей квартиры. Грейс еще раз извинилась – теперь за то, что встречу приходится переносить. Сарабет ответила – ничего страшного, и на этой оптимистичной ноте обе положили трубку.
Между тем дождь полил еще сильнее. В квартире было холодно. Март вообще достаточно серый месяц. Даже здесь, в Нью-Йорке, где ей одинаково нравились все времена года, февраль и март были для Грейс исключением из этого правила. Хотя она любила Нью-Йорк слишком сильно, чтобы осесть в Коннектикуте насовсем – об этом речь не шла, – но по мартовской погоде точно скучать не станет.
Грейс приехала два дня назад, и все это время собирала вещи. Паковала, сортировала, а многое вовсе выбрасывала. Конечно же такая сложная задача поначалу пугала Грейс, однако были и плюсы – она оказалась слишком занята решением чисто практических вопросов, чтобы предаваться грусти. Каждый из тысяч предметов в этой квартире имел свою историю – обычную или примечательную, веселую или печальную. Но нужно было решить, что с ними со всеми делать до того, как в четверг прибудет специальная служба, занимающаяся вывозом вещей и мебели. Грейс было почти сорок лет, и она наконец уезжала из родительского дома.
К счастью, Грейс заранее, еще за несколько недель начала обдумывать, что возьмет с собой. Таких вещей набралось достаточно много, и почти все принадлежали Генри. Грейс собиралась увести в Коннектикут все его имущество, кроме одежды, из которой сын вырос. Из своих вещей она тоже отобрала многое, но не все, потому что теперь Грейс в основном ходила на работу в джинсах. В Нью-Йорке ей бы такое с рук не сошло, но клиенты в Грэйт-Баррингтоне, общее число которых пока составляло три человека, не возражали.
Кроме того, нужно было забрать книги, а еще кое-что из мебели и картины – этими вещами Грейс слишком дорожила, чтобы их оставить. А любимой кухонной утвари ей и вовсе не хватало.
Впрочем, это была самая легкая часть сборов. Предметов, которые Грейс не собиралась брать с собой, тоже набралось немало. Чтобы удобнее было все запомнить, Грейс представляла, будто складывает их в большую комнату, которая вскоре забилась целиком. В эту категорию, разумеется, входили все вещи, имеющие отношение к Джонатану. Все, что ему принадлежало, все, что он купил, все, что ему особенно нравилось. Еще Грейс не собиралась брать вещи, которые принадлежали обоим, но словно бы напоминали об их браке – набор кофейных чашек, телефоны, подставка для зонтиков. Больше Грейс на них смотреть не хотелось.