– Твои сведения устарели, – усмехнулся Роман Иванович. – Сегодня вернулся на службу. Скорее всего, временно, но…

– Я слушаю.

Потеплело…

– Мне срочно нужны двое-трое парней, точно знающих, где у «Стечкина» дуло.

– Приоритет?

– Не высший. Уровнем ниже.

– Понятно… – повисшее молчание прервалось на пятой секунде: – Трое на «козлике». Ровно в десять на станции «Бауманская».

– Спасибо! – выдохнул Еровшин, но трубка донесла лишь частившие гудки.

Дачный поселок Садовый, тот же день, позже

Расколоченная дверь с самодельным витражом почти не прятала комнату в «финском домике». Я присмотрелся – моя пуля лишь расколола большое зеркало в резной раме старого трюмо, и в нем отразились азартно толкавшиеся ноги Брута. Олигаршонок лежал не у входа, как мне казалось, а в углу, под вышибленным окном. Вероятно, хочет вскочить в манере героя-одиночки, и открыть огонь на поражение. «Привет вам через окно!» – как говаривали в Одессе. Ну, не ждать же привета…

Поведя стволом, я мягко нажал на спуск. И еще раз – левее. Пуля расщепила крашеную вагонку, и Брут взвыл, тут же разразившись довольно вычурными трехэтажными выражениями.

– Слышь, петух гамбургский! – крикнул я, вставляя магазин. – Выгляни в окошко! Дам тебе горошку!

В ответ заскрипело, завизжало битое стекло – и поперек оконного проема метнулась нелепая фигура. Дважды грохнул ТТ. Одна пуля засела в бревенчатой стене флигеля, а другая прозудела совсем рядом с моей головой – словно шершень обдал теплым воздухом. И мурашки врассыпную…

«Последний патрон!»

– Живой? – окликнул Брут. – Погоди шмалять, трубку возьми!

– Мне тебя и так слышно!

– Трубку возьми, мать твою!

Отступив за край проема, я протянул руку и снял трубку.

– Алё?

– Тошенька, это я! Я! – неожиданно пробился Лидин голос, плачущий, напуганный, родной. – Они…

Звонок оборвался, а я продолжал держать трубку, надавливая на ухо, но лишь короткие гудки бились о перепонку. Услышать Лиду было истинным потрясением, а когда ко мне вернулась способность мыслить, я понял, что победа, казавшаяся столь близкой, снова отдалилась, став почти недосягаемой.

– Все понял, герой-любовничек? – Брут заржал, всхрапывая как жеребец. – И что ж тебя вечно тянет на замужних?

Я молча встал, отряхнул пыль и опилки с колен. Выстрелил, не вскидывая карабин, не целясь – пуля ушла туда, куда указывал ствол, с треском разрывая брусок каркаса «финского домика».

– Мои парни сцапали девку полчаса назад! – в голосе олигаршонка пробивались деловитость и даже миролюбие. – Звонили из телефона-автомата. Скоро будут здесь… О! Это они!

С улицы донеслось фырчанье мотора. Скрипнули тормоза… Клацнула дверца…

– Пусти, козел! – в Лидином возгласе клокотала ярость.

Я сжал карабин. Сжал зубы.

– Не стрелять! – послышался молодой, почти пацанячий голос.

В калитку боязливо протиснулись двое парней, державших за руки бледную, растрепанную Лиду.

– Анто-он! – девичий зов истончился, и меня резануло жалостью.

– Я здесь! Не бойся!

– Тоша, убей их! Убей их всех!

– С радостью!

– Э! Э! – встревожился один из скорохватов. – Ты там… это… А то мы ее… того…