Цветы Форкосиган-Вашнуя

Lois McMaster Bujold

The Flowers of Vashnoi

Dreamweaver’s Dilemma

© Lois McMaster Bujold, 1995, 2018

© Перевод. Т. Черезова, 2019

© Перевод. В. Миловидов, 2021

© Перевод. А. Новиков, 2019

© Издание на русском языке AST Publishers, 2021

Грузовой флайер, делая разворот, чуть накренился. Вадим Самми, смотритель зоны, не отвлекаясь от управления, постучал пальцем по стеклу иллюминатора, показал куда-то вниз и сказал:

— Пролетаем над границей зоны отчуждения, леди Форкосиган. Гляньте!

Катриона присмотрелась. Позади, на расстоянии нескольких километров, остались чисто убранные поля и разбросанные то тут, то там фермы. Теперь же под флайером простирался бурый ровный ковер родной, барраярской растительности вперемешку с островками зеленых растений, завезенных с Земли, — деревьями и кустами, сквозь которые временами посверкивал неширокий ручей, извивавшийся по лугам да заболоченным полянам.

— Как мы узнаем об этом? — спросила она пилота.

Ее муж, Майлз, который тихо сидел в течение всего получасового полета от столицы Округа, Хассадара, наклонился над спинкой ее кресла.

— Там предупреждающие таблички. На столбах и деревьях, каждые десять метров, по всему периметру зоны, все двести километров. В служебные обязанности смотрителя, кстати, входит ежегодный обход периметра с замером радиации. И восстановление табличек — если те вдруг упадут или испортятся.

— Каждый год мы перевешиваем их на несколько метров в глубь зоны, — сказал Вадим. — А это кое-что да значит.

— И что, эти таблички препятствуют проникновению людей в зону? — спросил Энрике Боргос, сидевший рядом с Майлзом.

Катриона с сочувствием посмотрела на ученого, экспатрианта с Эскобара.

— Тут вот в чем фокус, — объяснила она терпеливо. — Когда не видишь реальной опасности, она мерещится тебе отовсюду. Воображение рисует яды там, где их нет и в помине.

Энрике, почесав кончик носа, кивнул.

— Но я бы все равно предпочел иметь счетчик радиации, — сказал он.

Майлз пожал плечами.

— Таблички десятилетиями справляются со своими обязанностями. Ну, по крайней мере старики знают, что это такое. А вот молодежь…

Он моргнул и, задумчиво посмотрев вниз, закончил:

— Мы собираемся строить стену. Прогресс, так сказать…

— Но, если Энрике удастся реализовать свой проект, стена не понадобится, — сказала Катрин.

Майлз вздохнул:

— Наверное…

И, спустя мгновение, воскликнул:

— Вадим! Поднимись повыше и сделай разворот над городом. Мне кажется, Катриона так близко его еще не видела.

Вот именно! Несмотря на то что Катриона прямо участвовала в проекте Энрике и фактически все свое время проводила в хассадарской лаборатории, в зоне, где шел эксперимент, она еще не была. Майлз явно лицемерил, убеждая ее, что заботится только о ее безопасности; она же его вышучивала. Впрочем, этот пунктик они уже прошли. А проблему детей они решили успешно и были в этом единодушны: дети оставались в Хассадаре с няней, в высшей степени квалифицированной.

— Выполняю, лорд Форкосиган! — отозвался Вадим, и флайер пошел вверх.

Катриона изучающе смотрела на Вадима. Тот уже несколько недель работал с Энрике в поле, но она до сих пор не встречалась со смотрителем. Стройный, чуть выше среднего роста, чисто выбритый и аккуратно постриженный. Лет — чуть меньше тридцати. Лицо его было словно вырублено из камня, сплошные углы и жесткие поверхности, но карие глаза таили тепло, а еще в них крылось легкое беспокойство, вызванное присутствием лорда и леди Форкосиган. Как понимала Катриона, смотрителем он служил уже лет десять. Как растолковать ему, что своей преданностью Округу Форкосиган он давно заслужил уважение своего начальства и в этом смысле ему не стоит ни о чем беспокоиться. Впрочем, Майлз до конца дня и сам ему все объяснит — в этом сомнений быть не могло.

Под ними проплыла длинная гряда холмов, тянущихся с северо-востока на юго-запад, и наконец их глазам открылся город Форкосиган-Вашнуй. Катриона смогла определить его контуры лишь по изгибу реки, делившей город напополам, да по вздыбившимся над морем растительности холмам — это были руины зданий, поросшие теперь бурыми кустами, плотно переплетенными плющом и лианами.

— Мне было, я думаю, лет десять, когда мой дед, граф Петер, показал мне это место с воздуха, — вспоминал Майлз, глядя через стекло иллюминатора вниз. Двадцать пять лет назад, подсчитала про себя Катриона.

— Повсюду были эти большие полосы спекшейся стекловидной массы, которые, как утверждали очевидцы, светились по ночам голубым, — продолжал Майлз. — Хотя, возможно, это всего-навсего байки. Потом все это заросло кустарником, было засыпано пожухлой листвой. Ничего не осталось.

Катриона присмотрелась к простиравшейся внизу поверхности — там ничего не светилось, разве что блики на воде. К тому же, что особенного разглядишь в дневном свете?

— Большой был город? — спросил Энрике, приложив ладонь к поверхности иллюминатора. В этом мире ученый чувствовал себя новичком.

— Население — чуть больше четверти миллиона, — произнес Вадим тоном экскурсовода, которым ему, как поняла Катриона, частенько приходилось бывать, когда он сопровождал визитеров. — И это немало, тем более что не так давно закончился Период Изоляции.

— Немало и по современным стандартам, — добавил Майлз. — Около двухсот тысяч погибло в первые мгновения после атомной атаки Цетаганды. Еще пятьдесят тысяч — в последующие недели и месяцы, хотя я не думаю, что кто-нибудь специально подсчитывал жертвы и заботился о точности сводок.

Да, катастрофа постигла их восемьдесят лет назад. Были еще войны, но именно нападение Цетаганды вошло в сознание барраярцев как Большая война, как величайшее испытание, которое пришлось вынести Империи.

— Там осталась вся семья моего деда, — продолжал Майлз. — Оба родителя, все братья, кому удалось выжить, куча кузенов и кузин. По сути, это был наш Военный совет, почти в полном составе. К ним должен был присоединиться Принц Ури, но на севере шли бои, и он не мог оставить армию. Хотя историки не считают, что цетагандийская гем-хунта метила исключительно в него. Им нужно было убить нас всех.