Но ведь есть отец, мать, муж… Почему они не задают себе очевидных вопросов?
Поэтому, прежде чем ломиться к прокурору, Юрай пошел по одному из самых знаменитых адресов Горловска. Каменный забор, увитый диким виноградом, являлся давней достопримечательностью города. Перед забором был разбит сквер, высажены голубые елочки, и проезд мимо был запрещен. Сейчас, правда, кирпич сняли. «А тут живет хозяин», – говаривали раньше люди и старались встать на цыпочки, чтоб заглянуть, а что там – за забором?
И это их глядение обязательно прерывалось милиционером, который всегда появлялся кстати.
Во дворе было хорошо. Юрай давно это знал. Только сейчас гуще стала зелень и ветки винограда матерей и толще. Емельянову дом остался и после службы, потому что следующий за ним, уже последний, секретарь райкома предпочитал дома двухэтажные и с подземным гаражом. Емельянов супротив нового был человеком неприхотливым и, считай, скромным.
Ритины родители сидели на веранде и булавками накалывали крыжовник. Они обрадовались Юраю, заохали, мама смахнула слезу, но тут же успокоилась, и Юрай обрадовался, что горе перешло в новую стадию, а значит, можно задавать вопросы.
Этого и не потребовалось. Емельянов сам обстоятельно все рассказал Юраю, рассказывал так, будто это он ехал с Ритой в поезде, когда «она принимала окончательное решение». И они ее не осуждают. «Каково жить с таким знанием?»
– Но неужели ей прямо так сказали в Москве? Это ж преступление!
– Значит, сказали! – твердо заявил Емельянов. – И справку дали.
– Этого не может быть! – уверенно сказал Юрай.
– Но мы же читали! – рассердился Емельянов. – Своими глазами.
– Покажите, бога ради! – попросил Юрай.
Емельянов встал и даже пошел в комнату, но его остановила жена:
– Степа! Но мы ж ее отдали анатому. Помнишь?
Ну вот. Всплыли подробности. Справку им отдал Сева. Она была в сумочке у Риты, и они тогда решили, что не надо девочку кромсать, кому от этого будет легче? Предъявили справку «анатому», Сева с ним поговорил, а Емельянов позвонил главврачу и прокурору.
Вскрытия не было! Хотя всем говорили, что было, потому как все-таки нарушение. Но под большим секретом все пошли навстречу авторитету несчастного отца. А если б не по секрету, то знаете, что началось бы? Да никакие родственники резать бы покойников не дали.
– Я атеист, – сказал Емельянов, – но это мне в медицине не нравится категорически. Зачем лезть вовнутрь тела, если вопрос жизни уже закрыт?
Он посмотрел на Юрая строго, будто он, Юрай, главный анатом Земли и с его дурной головы творится это безобразие вторжения внутрь.
Юрай уходил, а старики дружно взялись за свои булавочки.
Где морг больницы, он знал. Там же надо было искать и прозекторскую.
В дверях стоял мордатый, отекший мужик и курил вонючую папиросу.
– Мне бы тутошнего специалиста, – сказал Юрай.
Мужик молчал. Он продолжал курить, и лицо его оставалось бесстрастным, будто не было ни человека, ни вопроса.
– Врача попросить можно? – громко повторил Юрай.
– Не ори! – тихо ответил мужик. – У нас место мертвое.
– Вы врач? – Юрай достал свое удостоверение с этими самыми большими золотыми буквами «Пресса». – Я хочу задать один вопрос.