– Меня зовут Лидия Алексеевна, – сказала барышня-сороковка. – Куда вас отвезти? Надеюсь, не на окраину? У меня время есть, но немного…
– Довезите до метро, и на том спасибо, – ответил Юрай. – Вас бы бог послал ночью, после дежурства, а сейчас почти белый день. Для разврата – до метро.
– Я могу и дальше в разумных пределах.
– Ну, тогда дуйте в сторону ВДНХ. Самое начало Ярославки…
– Тип-топ, – ответила Лидия Алексеевна. – Это даже по дороге.
– И давно вы занимаетесь частным извозом? – спросил Юрай.
– Всю жизнь, – ответила она. – Но вы не волнуйтесь. Это мое хобби. Не бизнес. Я вычленяю из толпы человека и творю доступное мне маленькое добро… Как вы думаете, мне это зачтется? Там? На небесах?
– А! – сказал Юрай. – Вон у вас какой замах, на сделочку с Богом! Не знаю, не знаю… Атеист.
– Значит, вы очень уверены в себе. А я девушка слабая…
– Откуда у слабой девушки такая машина?
– От верблюда, – ответила Лидия Алексеевна. – У меня еще и кооперативная квартира. И дача. И катер. Двухкамерный холодильник. Два видашника. Золото. Серебро. Камушки. Я богатенький Буратино. Ну? Ущучьте меня!
– Я вам завидую, – ответил Юрай. – Я супротив вас люмпен.
– Тогда вопрос. Вам хочется меня экспроприировать?
– В смысле отнять и поделить? Хорошо бы! Зачем вам два видашника?
– Резонно. Незачем. Стоит один в прихожей, я когда-нибудь его раздавлю сапогом. Возьмете?
– То есть? – не понял Юрай. – А! Это мы играем в экс-про-при-ацию. Да? Беру! Такая вещь – и в прихожей! Действительно! Надавите пяточкой.
– Значит, едем ко мне.
Машина сделала резкий разворот и вместо проспекта Мира нырнула куда-то в сторону Грохольского.
– Эй! – заметил Юрай. – Мне резко прямо. У меня с юмором плохо. Меня ударили фанерой.
– Фанера? – повторила Лидия Алексеевна. – На вашем журналистском жаргоне это что значит?
Стоп! – сказал себе Юрай, стоп! Я ей не говорил, что я журналист. И от здания редакции уже отошел прилично.
– При чем тут журналистский жаргон? – спросил он тупо. – А! Вы меня с кем-то спутали, мадам! – Теперь он кричал весело: – Попались! Искали одного, а нашли другого!
Трудно было понять, глядя в профиль, что на лице у Лидии Алексеевны, но руки ее на руле слегка побелели.
– Я физиономист-любитель, – сказала она. – Пытаюсь определить профессию, так сказать, на глазок. Про вас я подумала – журналист.
– И зря! – радостно ответил Юрай. – Я учитель литературы в лицее.
– Как вас зовут? – спросила она.
– Леон Вахтангович Градский, – сообщил он. – Фу! Неужели я до сих пор не представился. Я действительно сегодня готовил стенд к юбилею Пастернака. И чертова фанера сорвалась со стены. Удар – никакой, фанера! Но психологически противно. Это как если бы тебя побили тряпкой.
– Понятно, – сказала она. – Убедительное сравнение. Можно, я вас высажу у трех вокзалов?
– Ну вы же меня завезли! – возмутился Юрай. – Так хорошо ехали по прямой.
– Извините! Хорошо, я развернусь у Склифа. «Колхозная» годится?
– А как насчет экспроприации? – не унимался Юрай. – Раздавите видашник на полу.
– Не раздавлю. У меня его вообще нет. Ни одного. Вы меня действительно извините. У меня было двадцать минут, а вы показались таким усталым… Теперь я понимаю… Учитель… Кошмар!