В конце концов именно ей могут предложить место во всамделишном доме престарелых, да еще каком-нибудь приличном. Собственно, старухе деваться некуда – коммуналка вся была вздыблена стройработами.

Но Раиса Соломоновна от всех предложений отказалась напрочь.

– Поговори с ней, – позвонила Юраю Сулема. – Блажит старуха. Даже смотреть ничего не хочет. Поезжай к ней, в конце концов, она же на самом деле никому не нужна, а с ней носятся.

Юрай съездил по адресу, оставленному неким господином, который весело отрекомендовался диспетчером. Дом престарелых был реален, стариковские головы торчали в окнах, на лавочках сидел вполне сохранный дедушка и кормил красивую пышную и рыжую кошку. И даже птицы пели.

– Лучше достаньте мне цианистый калий, – сказала Соломоновна. – Если у вас нет терпежу дождаться моей смерти.

– Там хорошо, ей-богу, – уговаривал Юрай. – Я смотрел своими глазами.

– Это тюрьма, – отвечала упрямая женщина. – А я там уже набылась.

Пришла почему-то уверенность, что с Раисой Соломоновной ничего плохого не случится, не посмеют. Дадут старухе дождаться своего часа.

И вообще история, как говорится, отпустила. Шла своя производственная текучка, криминал крепчал, и возникало ощущение, что со всем этим можно жить. С загорающимися троллейбусами, падающими перекрытиями, пьяными наездами, перестрелками, удушенными, утопленными, расчлененными… Всего этого навалом, а живем! Питаемся, покупаем штаны, занимаемся любовью, хохочем, выпиваем… Жизнь – сволочь, она же счастье, оказывается, сильнее беды и порока… Пока не тронет тебя.

На эту тему «Пока не тронет тебя» он сделал большую передачу и поимел большую почту. На эту же передачу откликнулся, явившись живьем, молодой следователь. Сказал, что слушал, сказал, что понял, сказал, что знаком с Леоном, и попросил рассказать все, что он, Юрай, знает о пропавших стариках.

– Тебе с какого места рассказать? – спросил Юрай. – Моя история длинная.

– С момента явления на сцену Лидии Алексеевны Муратовой, моей главной героини.

– Это было еще до стариков, – ответил Юрай. – Мне кажется, я знаю ее вечно.

– Валяй, – сказал следователь.

Одно из самых приятных дел на свете – перекладывание ноши на чужие плечи. Он был замечательным слушателем, этот специалист по пропавшим людям.

Юрай чувствовал – его заносит. Зачем эти подробности про голую дурочку, что прыгнула милиционеру Михайле на шею, а потом была небрежно завалена в мелком шурфе?

Про то, как стояла вылитая на лицо водка в глазницах Михайлы, а потом стекла по лицу, как слеза. Про Ваню Тряпкина, которому так подфартило с охотничьими сапогами. Лежит теперь недалеко от Михайлы, так и не сообразив, зачем ехала на него эта машина, ехала упрямо, целенаправленно, а он еще смеялся – вот дурак-шофер, человека не видит.

Рассказал Юрай и про белую перчаточку Аллы Борисовны, под портретом которой любит питаться некий сторож. Про бабу Шуру, что считала себя обманутой, а старую графиню разлучницей, сманившей совершенно ненужного ей по размеру старичка. А вот бабе Шуре он был бы в самый раз. Оба деревенские, простые, у них ангелы и херувимы в комодах не водились, им как сказали, что бога нет, так они с этим и согласились. Потом сказали, что есть. И они тоже не спорили. Откуда им самим такое знать?