Опереться обо что-нибудь. Выиграть несколько секунд ценой хрупкого равновесия, которое нарушит первая же волна.
Не найдя ни малейшей зацепки, нога забилась в пустоте.
Невозможно высунуть голову из воды.
Я закрыл глаза, рот, задержал дыхание — навеки. В нескольких сантиметрах от поверхности воды, словно в пузыре, я слышал, как Мона читает:
«25 августа. Три часа утра. Фред приезжает завтра. Завтра у меня выходной. Он настоял на этом приезде. Он никак не может согласиться с тем, что все кончено. Я назначила ему свидание в укромном месте, рядом с фермами „Больших Карьеров“, возле Изиньи. Надеюсь, в этот раз он поймет. Надеюсь, папа, мама и Алина тоже поймут. Надеюсь, что я их всех не разочарую. Надеюсь, что все пройдет быстро. Я тороплюсь, Оливье, очень тороплюсь встретиться с тобой».
Я открыл глаза. Грудная клетка вот-вот разорвется. Сквозь воду я видел только размытые тени.
Мона шагнула навстречу Мескилеку:
— Ты был в Изиньи, Фредерик? В «Больших Карьерах»? В тот день, когда убили Миртий?
Бесформенный силуэт Мескилека наклонился, вытянул руку и направил ее на меня.
— Черт, это все ваши фантазии! Он убийца. Он!
Я слишком поздно понял, что Мескилек держал в руке ствол и намеревался стрелять. В меня.
Я погрузился в воду, но скованные наручниками руки не позволяли мне опуститься глубже чем сантиметров на пятьдесят.
Идеальная мишень…
Все произошло очень быстро.
— Сдохни! — завопил Мескилек.
«Нет!» — прозвучал следом крик Осеан, раздался выстрел, и я понял, что сейчас пуля прошьет мое тело.
Ничего.
Еще три выстрела — и тело Фредерика Мескилека упало со стены в пяти метрах от меня, а Осеан все еще продолжала кричать.
Я понял, что она опередила Мескилека и выстрелила первой. А затем еще и еще — в убийцу Миртий Камю. Убийцу ее сестры Морганы.
В следующую секунду поднялся сноп брызг.
Мона прыгнула в воду.
Я почувствовал, как ее тело прижалось к моему; она прилипла ртом к моим губам, чтобы дать мне дополнительный глоток кислорода и тем самым на несколько мгновений отстрочить мою гибель. Потом она вынырнула, вдохнула, снова ушла под воду и опять поцеловала меня, в то время как пальцы ее лихорадочно теребили ржавое кольцо.
Я услышал звяканье металла и почувствовал, что на мне больше нет наручников.
Я свободен! Живой. Невиновный.
С капитанского мостика «Параме» дядя Жильбер с бесстрастным лицом бросил нам два спасательных жилета.
На берегу Осеан рыдала в объятиях Кармен, недвижной, словно скала, заслонявшей своей фигурой половину форта.
Мона, в мокрых джинсах капорал и зеленом свитере, обняла меня и попыталась поцеловать, скользнув губами по виску, где мокрые волосы смешались с морскими водорослями.
Я отвернулся. Я ощущал себя куском замерзшего дерьма, плывущего вдаль от всякой лжи.
Мона предала меня.
Это не она спасла меня.
Ухватившись за веревочную лестницу, свисавшую с борта «Параме», я обернулся и посмотрел на Осеан.
Она подняла голову и выдержала мой взгляд.
Это был тот же самый взгляд, который я видел несколькими днями ранее, на вершине утеса, прежде чем она прыгнула в пустоту.
Бездонная синь.