В комнате было жарко, но ледяной холод пронизал ее до самого сердца. Ее мокрая одежда прилипла к стулу; раньше, в волнении спора, она этого не замечала. Теперь ее затрясло.

— Ваш цинизм не удивляет меня, я знаю, что… — внезапная хрипота прервала ее голос, затем приступ кашля сотряс ее, довершая ее поражение… Мало того, что она потерпела неудачу, она еще выглядела больной, задыхающейся. Полный разгром!

Совершенно неожиданно он подошел к ней, взял за подбородок и заставил поднять лицо.

— Вот что бывает, когда ночью бегут через ланды за пиратом, несмотря на бурю, — пробормотал он, приблизив свою маску к ее лицу. Прикосновение жесткой и холодной кожи и блеск его горящих глаз совсем парализовали ее.

— Что вы скажете о чашечке хорошего кофе, мадам?

Анжелика моментально ожила.

— Кофе? Настоящего турецкого кофе?

— Да, турецкого кофе, такого, какой пьют в Кандии… Но раньше сбросьте эту промокшую накидку… Вы совсем закапали мои ковры.

Теперь она увидела, во что превратилась под ее ногами бархатная дорожка, напомнившая ей о зеленой траве летнего луга. Пират стащил с ее плеч мокрый плащ и швырнул в сторону, как тряпку. Сняв со спинки кресла свой собственный плащ, он набросил его на нее.

— Вы уже мне должны один, который бессовестно унесли на своих плечах, когда убежали в ночь пожара. Никогда еще Рескатор не был в таком дурацком положении…

И все было, как той ночью на Востоке: горячие руки на ее плечах, душистые, теплые складки великолепного бархатного плаща на ней. Он подвел ее к дивану и посадил, все еще не выпуская из объятий. Потом отошел в глубину каюты. Снаружи зазвучал звонок. Буря, видимо, подходила к концу: корабль качало гораздо слабее. Песок в часах продолжал струиться, и зернышки его поблескивали в оранжевом свете венецианских ламп. Анжелика отключилась от реальности, она была в волшебном убежище…

По зову колокольчика явился босоногий мавр в коротком бурнусе и красных матросских штанах. Двигаясь изящно, как свойственно его расе, он стал на колени и пододвинул к дивану низкий столик, на который поставил ларец из кордовской кожи с серебряными накладками. Откинутые стенки ларца представляли собой два блюда, на которых были прочно закреплены все принадлежности для приготовления кофе: серебряный самоварчик, массивное золотое блюдо с двумя чашечками китайского фарфора, маленький фарфоровый кувшинчик с водой, в которой плавала льдинка, и блюдечко с леденцами.

Мавр вышел и скоро вернулся с чайником, полным кипятка. Очень аккуратно, не пролив ни капли, он приготовил восточный напиток, аромат которого проник в сознание Анжелики, вызвав почти ребяческую радость. Румянец вернулся на ее щеки, когда она протянула руку к серебряному футляру, в который была вставлена фарфоровая чашечка. Сидя рядом, Рескатор следил своим загадочным взглядом, как она осторожно, по мусульманскому обычаю, двумя пальцами держала чашечку, как влила в нее каплю ледяной веды, чтобы осадок осел на дно, как поднесла чашку к губам.

— Видно, что вы побывали в гареме Мулай Исмаила. Умеете себя вести! Вас можно принять за мусульманку. Как вы ни опустились, но все же сохранили кое-какие добрые навыки, позволяющие узнать вас.