— Ничего не понимаю.
— Я тоже.
— Не может же раздвоиться человек.
— И мне так казалось.
Он задумался.
— Может быть, всё-таки есть Снежная королева?
— Повторяешься, — сказал я. — Об этом я раньше подумал. А наука — это вздор и самоутешение.
Он смущённо засмеялся, словно одёрнутый старшим товарищем. По отношению к нему я и был старшим. И тут же внёс поправку, как говорится:
— Пошутили, и будет. Это какой-то физический и психический обман. Какой именно, я ещё не могу разобраться: Но обман. Что-то не настоящее. Знаешь что? Пойдём в рубку к Зернову.
Он понял меня с полуслова: ведь он был моим отражением. А подумали мы об одном и том же: уцелел ли при аварии микроскоп? Оказалось, что уцелел: стоял на своём месте в шкафчике. Не разбились и стёклышки для препаратов. Мой двойник их тут же достал из коробочки. Мы сравнили руки: даже мозоли и заусенцы у нас были одни и те же.
— Сейчас проверим, — сказал я.
Каждый из нас наколол палец, размазал кровь по стёклышкам, и мы по очереди рассмотрели оба препарата под микроскопом. И кровь у обоих была одинаковой.
— Один материал, — усмехнулся он, — копия.
— Ты копия.
— Нет, ты.
— Погоди, — остановил его я, — а кто тебя пригласил в экспедицию?
— Зернов. Кто же ещё?
— А с какой целью?
— Выспрашиваешь, чтобы потом повторить?
— Зачем? Сам могу тебе подсказать. Из-за розовых облаков, да?
Он прищурился, вспоминая о чём-то, и спросил с хитрецой:
— А какую ты школу кончил?
— Институт, а не школу.
— А я о школе спрашиваю. Номерок. Забыл?
— Это ты забыл. А я семьсот девятую кончил.
— Допустим. А кто у нас слева на крайней парте сидел?
— А почему, собственно, ты меня экзаменуешь?
— Проверочка. А вдруг ты Ленку забыл. Кстати, она потом замуж вышла.
— За Фибиха, — сказал я.
Он вздохнул.
— У нас и жизнь одинаковая.
— И всё-таки я убеждён: ты копия, призрак и наваждение, — окончательно обозлился я. — Кто первым очнулся? Я. Кто первым увидел две «Харьковчанки»? Тоже я.
— Почему две? — вдруг спросил он.
Я торжествующе хохотнул. Мой приоритет получал наглядное подтверждение.
— Потому что рядом стоит другая. Настоящая. Можешь полюбоваться.
Он прильнул к бортовому иллюминатору, растерянно взглянул на меня, потом молча натянул копию моей куртки и вышел на лёд. Одинаково приваренный снегозацеп и одинаково промятое стекло иллюминатора заставили его нахмуриться. Он осторожно заглянул в тамбур, прошёл к штурманской рубке и вернулся к столику с моей съёмочной камерой. Её он даже потрогал.
— Родная сестра, — сказал он мрачно.
— Как видишь. Я и она родились раньше.
— Ты только очнулся раньше, — нахмурился он, — а кто из нас настоящий, ещё неизвестно. Мне-то, впрочем, известно.
«А вдруг он прав? — подумал я. — Вдруг двойник и фантом совсем не он, а я? И кто это, чёрт побери, может определить, если и ногти у нас одинаково обломаны, и школьные друзья одни и те же? Даже мысли дублируются, даже чувства, если внешние раздражители одинаковы».
Мы смотрели друг на друга, как в зеркало. И может же такое случиться!
— Знаешь, о чём я сейчас думаю? — вдруг проговорил он.
— Знаю, — сказал я. — Пойдём посмотрим.