— Мы с радостью подарим тебе несколько десятков клубней на посев и расскажем тонкости — мирно улыбнулся Панасий.

— Спасибо.

— Замок заботится обо всех жителях Бункера, Охотник. То, что они выживают долгие годы — даже без твоей несомненно великой помощи — говорит о многом.

— Согласен — кивнул я — Моя злость глупа. И я слишком недолго здесь, чтобы выносить приговор и рубить с плеча.

— А вот и угощение.

Улыбчивый дедуля в меховой одежде, щурясь и часто кивая головой будто фарфоровый божок, поставил передо мной железный формованный поднос. Посуда тюремная, а вот блюда царские — кусок жареного мяса, горка сероватого пюре, травяной салат и… пяток печений «Орео». Обалдеть…

Убрав три печенья в карман, я запоздало стянул куртку — здесь не жарко, но и не холодно. Остальные два печенья молча протянул старичку в мехах и тот, с благодарной улыбкой приняв дар, ушаркал по бесконечному коридору.

— Хотя одну сам съешь? — поинтересовался Панасий и шумно отхлебнул горячего чая.

— Не — улыбнулся я — Обойдусь.

— Ты хороший человек…

— Могу и эти отдать. Дети обрадуются.

— Дети? — старик удивленно приподнял седые брови — У нас нет детей, Охотник.

— К-хм… я не намекаю на возраст, но…

— Среди нас есть женщины и мужчины, что чудом выжили при крушении их крестов. Многие из них попали в Убежище относительно молодыми.

— И? А… понимаю… вы знаете, что рождающиеся здесь дети несколько… вялы… и даже вырастая, мало чем отличаются по разуму от…

— Не в разуме дело, Охотник — перебил меня Панасий и сердито сдвинул брови — Что ты! Любой ребенок — радость великая! Каким бы он ни был!

— Хм… проблема биологическая? У луковианцев не получается завести здесь…

— Мы и не пробовали! Никто из нас! По крайней мере в нашем Убежище. Не могу говорить за всех луковианцев. И никого не осуждаю.

— Не понимаю — признался я.

— Охотник… подумай сам — какое право мы имеем привести детей в подобный мир? — рука старика вытянулась, указав на выход, за которым бушевала снежная пурга — В мир, где каждый миг грозит лютой смертью. Ты бы зачал здесь сына или дочь? Чтобы твое дитя жило вот в этой хрупкой каменной скорлупке, куда в любой момент может ворваться какая-нибудь тварь и на твоих же глазах сожрать его? Ты бы породил здесь жизнь?

— Хм… — потушив вторую сигарету, я допил чай, откинулся назад и задумчиво замолчал, глядя на исходящее паром сероватое пюре.

— Ты сам отец? В том мире…

— Нет. Не сподобился как-то.

— Поэтому и не задумался — понимающе кивнул Панасий и придвинул ко мне поднос — Ты ешь, ешь, Охотник. Надо быть сытым и сильным.

— Детям здесь на самом деле не место.

— Не место. И не забывай, Охотник — все рожденное здесь несет на себе отпечаток ЕГО! — сухой длинный палец указал вверх — И я говорю не о мифическом божестве…

— Да я понял. Что ж… есть над чем подумать… — прокряхтел я, возвращаясь в вертикальное положение.

— Думать лучше на голодный желудок — согласился луковианец — Сытость притупляет разум. Но тут ведь и думать нечего — детей в подобном мире не надо. Тут ты никого из нас не переспоришь.

— И не собирался — проворчал я — Дети… штука ответственная.