– Но у тебя было дитя! Мне братья рассказали. Ты оттого от них и ушла. Тебе велели уйти. И как раз в те годы было!
– У меня дочь родилась. И умерла в первую же зиму. За две зимы до того, как тебя принесли. У вас таких старых не осталось никого, тебе парни пересказали, а сами не знают, что говорят. О моем чаде толком никто из ваших не знал. Никого со мной тогда не было. Землей-матерью и Отцом-небом клянусь – я тебя не рожала!
Под его испытывающим взором Виданка сперва наклонилась и прикоснулась рукой к земле, потом выпрямилась и подняла ладонь, будто прикладывая ее к небу.
Рысь немного расслабился – поверил.
– Да и зачем тебе мать?
– Ты бы тогда знала, от кого я родился, – неохотно ответил Рысь. Клятва Виданки оставила у него смутное впечатление, будто этот вопрос задала сама земля-мать. – Может, от него или еще от кого, кто ему в наследники годится…
Они помолчали. Рысь взглянул на лес, и она поняла: хочет уйти. Вдруг стало горько, что он не прав в своей догадке и между ними нет кровного родства. Как он, Рысь, появился из леса, будто с дерева слетев, так и она, Виданка, в свой срок умчится листом на ветру, не оставив следа на земле. И поминать в дедовы дни ее будет некому… Девять лет она растила его, но так и не стала ему матерью; когда он ушел от нее, тонкая, как паутинка, связь почти оборвалась. Он вырос у нее на глазах, но душа его была для нее темнее ночи.
– А почему сейчас? – спросила Виданка. – Чего он от тебя хотел? Ты был в городе… говорил с боярами? О чем?
Рысь отвел глаза и как-то весь напрягся. Он не переменился в лице, но Виданка чуяла, что в нем вскипает кровь.
– Я не говорил… у него свадьба была…
– У кого?
– У него.
Они почти никогда не называли Етона по имени. Всегда говорили «он», но с таким выражением, что было припасено для одного человека – того, чья воля свела их вместе шестнадцать лет назад. Виданка никогда не ошибалась в этом, но сейчас подумала, что не понимает Рыся.
– Да у кого?
– Да у Етона! – Рысь в досаде повысил голос. – Мы о ком толкуем-то – о зайце хромом?
– Свадьба? У Етона? – Виданка тоже повысила голос. – Ты морочишь меня, песий сын?
Песьим сыном она называла его, только если очень сердилась.
– Куда ему свадьбу, ему девятый десяток!
– Ну, туда! Потому я и понадобился. У самого-то шишка отсохла давно…
Виданка еще раз зажала себе рот. Дошло, что он имеет в виду.
– Не может быть… Ты что… он тебя послал… к жене его молодой на ржаные снопы…
– Ну! И при боярах еще…
– Прям при боярах… – Виданка оглянулась, будто искала, на что присесть. – Земля моя матушка…
– Ну, не прям при боярах. Они меня от жальника до клети проводили. К ней ввели. Сказали, да, это князь наш, Одиновыми чарами пять десятков лет сбросил, и теперь вот… до зари будет тебе молодец. И значит, она теперь ему как вроде настоящая жена. А на деле-то – мне.
– Земля моя матушка… – в растерянности повторила Виданка.
Впервые она слышала о подобном деле – чтобы «супруг новобрачный» нуждался в помощи в свадебную ночь, потому что сам по старческой немощи… Зачем же тогда женился? Что ему проку в молодой жене, если и женой-то ее сделать должен другой…