— Молодцы парни Скорина, держатся! — прокричал Логинов.

— Да и мы не на базаре семечками торгуем! — нервно засмеялся Беседин.

Финны предприняли последний рывок — кинулись вперед, не считаясь с потерями. Им навстречу поднялись красноармейцы — меньше, чем пальцев на двух руках.

— Сомнут же парней! — ахнул Мечников. — Все вниз, отбросим, к чертовой матери, эту нечисть!

Полтора десятка бойцов загремели по ступеням. Никита первым вылетел в распахнутую дверь. Кто-то оттолкнул его, обогнал. Жидкая цепочка кинулась в дым, покатилась, перепрыгивая через траншеи. Кто-то боролся в дыму, двое пятились, отстреливаясь. Мелькали полушубки финнов, они тоже что-то орали. Яростно работал прикладом рыжий Юдин, засмеялся, раскроив череп финну, но тут же схватился за живот, согнулся пополам. Вахрушев боролся с двумя, отмахивался ножом. Подбежал финский офицер, выстрелил в него из пистолета, потом еще два раза для верности… Этого офицера Никита повалил с первой же пули!

Орущая ватага ворвалась на поле боя, разгорелась рукопашная. Бились кулаками, прикладами, брызгала кровь из разбитых ртов. Никита стрелял из пистолета, пока не кончились патроны. Потом схватил за грудки зазевавшегося финна, подсечкой выбил почву из-под ног, выхватил нож, воткнул в ключицу, а дальше уже не смотрел…

Финны дрогнули, стали откатываться, исчезать в траншеях.

— Не преследовать! — крикнул Мечников. — Всем в укрытия!

Обвалилась земля под ногами, он съехал в траншею, только чудом не повредив ногу, и потрясенно уставился на Латкина. Боевой товарищ сидел, подогнув ногу, откинул голову на стенку и пристально смотрел вбок. На груди расплывалось пятно, а струйка крови, вытекшая изо рта, уже подсохла.

— Лейтенанта Скорина убили! — пронзительно закричал Голубев.

— Товарищ старший лейтенант, они опять идут! — выдавил сорванным голосом Лямышев. — Мать честная, и откуда их столько!..

Очевидно, важен был для финнов этот незначительный в масштабах фронта пункт. Снова мелькали головы над ходами сообщений, трещали автоматы. Охнул и повалился замертво красноармеец Ганелин — такой, казалось, ловкий и неуязвимый.

— Все назад, в дот! — взревел Никита. — Держать оборону до последнего!

Порой мелькала мысль: почему он еще жив? Люди вокруг гибли пачками — и свои, и чужие. Никита кричал: все наверх, к амбразурам, видел, как люди перебегают к лестнице, прыгают через ступени. Кажется, все проскочили. Удивительно, но в этой огненной вакханалии выжила одна лампочка — моргала с потолка, озаряла пространство. Дверь запиралась на массивный стальной засов, навалились вдвоем с Бесединым, замкнули и посмотрели друг на друга, переводя дыхание. Здесь валялись трупы финских солдат при полной амуниции. Не сговариваясь, кинулись к ним, стали набивать подсумки гранатами. Потом побежали к лестнице. Карабкались тяжело, с одышкой. Первое, что увидели наверху — раненого рядового Савицкого. Тот сидел, прислонившись к стене, тяжело дышал, держался за простреленный бок. Как вскарабкался, уму непостижимо. Остальным было не до него, люди припали к амбразурам, вели огонь. Снаружи тоже стреляли. Отшатнулся красноармеец Курченко, упал замертво. Мечников забрал автомат у павшего бойца, двинулся, пошатываясь, к амбразуре. Все было плохо. Финны проявляли странные стойкость и упорство. Они опять лезли, позабыв про страх. Кто-то догадался прижаться к стене дота. Затем и другие оказались в «слепой зоне». Красноармейцы ругались. Находчивый Коротков высунул наружу «шмайссер», стрелял вниз с одной руки. Бойцы отваливались от амбразур, мрачно переглядывались. Сил стоять уже не было, падали, не чуя под собой ног.