Прожекторы скребли лучами по другому концу поля. Пошли по команде — встали, ринулись в узкий проход. Упитанного капитана гнали пинками. Он мычал, извивался, сберегая от ударов свои «ценные места». Метров семьдесят мимо надолбов и колючей проволоки — достаточно искушать судьбу! Группа повалилась на землю, люди забрались, кто куда. Никита подполз к финну, выдернул кляп изо рта, и тот зашелся в глухом кашле.

— Вы уверены, товарищ старший лейтенант? — заволновался Карабаш. — А вдруг заорет?

— Не заорет, — возразил Никита. — Наш чухонец не туп, понимает, что избирательно стрелять не будут. Если накроют, то всех. Правильно, господин капитан? — обратился он к пленному на ломаном финском. — Дайте сигнал, что понимаете. Благоразумие еще с нами?

— Что вы хотите от меня? — Голос капитана ломался, как сухая доска. — Я ничего не знаю… Куда вы меня тащите? Лучше убейте прямо здесь…

— Обязательно убьем, — пообещал Мечников. — Если нам разонравится ваше поведение — тут же придет пора расстаться. Но что-то подсказывает, что вы не хотите умирать. Быть мертвым — не ваше, я правильно расценил эту щемящую тоску в ваших глазах? Ладно, не отвечайте. Ваше имя?

— Капитан Реймо Киймаа… — выдохнул офицер. — Командир специальной егерской роты…

— Язык сломаешь, — хмыкнул Толик Иванченко. — И как они сами это выносят…

— Так же, как мы — свои непостижимые для финнов имена и фамилии, — объяснил Мечников. — Надеюсь, мы понимаем друг друга, господин Киймаа? Вы не кричите, значит, понимаете. Большая просьба: слушать наши команды, это все, что вы можете сделать для того, чтобы остаться живым. После окончания войны, которая, разумеется, завершится не в вашу пользу, будет производиться обмен пленными, и у вас есть все шансы вернуться к своим суомским елям и березам.

— Да, я понимаю… — кивнул пленник.

Лучи света продолжали рыскать по полю… и вдруг застыли, собрались в одной точке!

— Рассыпаться! — ахнул Мечников, откатываясь от пленника. — Данилов, Иванченко — теперь вы мамы нашему капитану! Рубеж сорок метров, вперед!

Они неслись, используя жалкие мгновения, пока финны не открыли огонь. «Ложись!» — прохрипел Никита, перекатываясь в подвернувшуюся воронку. Бойцов разбросало по узкому участку. Двое с пленником ушли вперед — и залегли где-то там, в тумане. Дальше ползком — благо ушли из-под носа противника, и тот утратил возможность расстрелять разведчиков в упор. Мечников лежал на дне неглубокой воронки, закрывая голову руками. Пулемет надрывался, захлебывался, трещали автоматы «Суоми», хлопали карабины. Во время паузы в стрельбе Никита выглянул из воронки. Трое уже выкатились в поле, ползли. Еще немного, и они окажутся в «слепой зоне» под перегибом склона. Зона небольшая, но есть возможность отдышаться перед очередным броском…

Вдруг в воздухе пронесся резкий свист, и Никита рухнул на дно воронки, зажал уши. Тут же слева ухнула мина. Еще один взрыв, теперь справа, третий — с безопасным недолетом. Заговорила минометная батарея в траншее за бетонным бункером. Но целей минометчики не видят, могут палить только наобум! Мины продолжали падать — с впечатляющим разбросом. Троица ползла — дистанция увеличилась до трехсот метров и продолжала расти. Посыпалась земля, и в воронку, утробно сопя, свалился Карабаш, встал на колени, стал стряхивать с головы землю. Каску он потерял, капюшон оторвался и болтался на трех нитках — видно, зацепился за колючую проволоку.