В этот момент появился Михаил Гулый и решительно кинулся на Гордея с ятаганом.

— Стасьо?! — вскрикнул удивлённо и в то же время будто радостно Головатый. — Давай! Подступай!..

Их ятаганы скрестились, зазвенели. Все, кто был во дворе, застыли, наблюдая молча этот поединок. Только Саливон, уже поднявшись с земли, выкрикивал в исступлении:

— Руби его! Руби другую руку! Руби его, негодяя!..

Лёгкий, ловкий Михаил, нападая, словно мотылёк кружил вокруг, казалось, неповоротливого, мешковатого в своих движениях Гордея. Но вскоре он начал сдавать — наскоки его замедлились, мелькание ятагана стало угасать. Гордей, будто избегая боя, отступал — шаг… ещё… ещё… И вдруг, пригнувшись, он мгновенно прыгнул в сторону, затем подался вперёд и вонзил в грудь Михаила свой ятаган.

— Проклятый! — в бешеной злобе заорал Кислий и выстрелил из пистоля. Он целился в Гордея, но Головатого в это время загородил Данило. Схватившись за грудь, кузнец упал мёртвым на землю.

— Отец! — вскрикнул Савка. Он подхватил на руки безжизненное тело Данилы, отнёс его под навес сарая и положил на траву под вишней. Когда Сапка выпрямился, то услышал подряд несколько выстрелов. Ему показалось, что пули просвистели у него над самой головой.

— Сынок!.. — раздался тревожный голос матери, и в то же мгновение она стала впереди, заслонив Савку собой. Грянули ещё выстрелы. Васелина вдруг покачнулась и начала падать.

— Сынок… сыно-чек… — прошептала она еле слышно и затихла.

Савка склонился над матерью, у него перехватило дыхание, глаза залили слёзы.

— В оборону!.. Ружья!.. Пистоли!.. — загремел рядом голос Головатого. — В оборону!..

Они залегли под возом, за кучей угля. В таком укрытии, им было сравнительно безопасно и удобно отбиваться. Вражеские пули, застревали в угле. А сверху от камней, которые бросали саливоновцы, их защищали поперечные брусья воза.

— Целься в Кислия! — приказал Гордей, подавая Савке ружьё. — Прежде всего нужно сразить его!

Четыре ружья и столько же пистолей давал и возможность довольно часто отстреливаться, не подпускать близко нападающих. Вскоре один из них припал мёртвым к земле. А другие начали поспешно отползать. Куда-то исчезли и наймиты, которые должны были забрать со двора возы.

Вдруг Кислий схватился за правый бок и как ошпаренный тут же выскочил на улицу. Вслед за ним побежали и остальные. Головатый вышел из засады и послал вдогонку нападающим ещё один заряд. Но те были уже далеко, и его пуля не достигла цели.

Улица опустела.

Солнце повисло над горизонтом. Наступал вечер. Напуганные выстрелами, криками, ржанием лошадей, каменчане сидели в хатах. Пока ещё никто из них ничего не знал о трагедии, случившейся во дворе Забары.

Упав на колени в головах двух мёртвых, которые лежали рядом, Савка застыл в немой глубокой печали, словно окаменевший — ни мыслей, ни желаний. Кажется, и сердце остановилось, леденеет от нестерпимой боли. И всё вокруг тоже онемело в печали — нигде ни звука, даже не шелохнётся покрытая багрянцем осени листва, поникла ржавая, седая трава.

— Снова приближаются саливоновцы, — сказал Гордей тихо и слегка коснулся плеча парня.