Затем случилась история с тринадцатью беглецами из тюремной спецшколы. Тут без шума не обошлось. Но в конце концов сошло Витьке и это.

А Цезарь Лот покидать родные края не собирался. Как узнал наконец Витька, этот мальчишка был из той же спецшколы, но отказался уходить через грань, потому что искал родителей. И вот, выходит, нашел…

Однажды Анда, дочь Кира, сказала:

— Витенька, папа-мама Цезаря уехали, комната их занята, пусть Цезарь переночует с тобой… И свет у себя не включайте, ладно? Так надо…

Витька пожал плечами: надо — значит, надо. Когда он оставался в таверне на ночь, то спал обычно в узкой, похожей на коридор тесовой комнатке, бывшей кладовке. Мебели не было, только у торцевой стены стоял сколоченный из плах широченный топчан. Для Цезаря принесли раскладушку. Легли в темноте, за окнами стояла непроницаемая августовская ночь. Лишь изредка мигал на недалекой грузовой станции прожектор. Из открытой форточки несло запахом увядающей лебеды и нагретых за день шпал.

Цезарь дышал тихо, но раскладушка была старая и ржаво пищала при малейшем шевелении.

— Извини, пожалуйста, — вдруг сказал Цезарь. — Я, кажется, мешаю тебе. Такая скрипучая кровать…

— Не мешаешь. Скрипи на здоровье, — отозвался Витька. Он думал, что до сентября три дня. Завтра возвращаться в «Сферу», послезавтра — в Ново-Томск, и здесь он окажется снова не раньше зимних каникул.

— Извини, — опять сказал Цезарь. — У тебя нет фонарика?

«Вот не спится человеку…»

— Нет… — буркнул Витька. Цезарь как-то очень-очень притих. Даже раскладушка словно затаила дыхание. Витьку царапнуло: «Зачем я с ним так?» — Если надо не очень ярко, я могу посветить…

Он поднял мизинец, привычно вобрал клетками кожи электрическое щекотание воздуха, согнал покалывающие токи к ногтю, сказал: «Гори…» Маленькая шаровая молния послушно и мирно засветилась над пальцем. Витька, будто жонглер, понес шарик на мизинце к Цезарю. Тот сел навстречу. Витька увидел, что он смотрит на шарик без удивления. Это Витьку слегка разочаровало.

— Ну, где светить?

Цезарь повел голым плечом. На коже чернела маленькая бусина.

— Клещ присосался. Даже не знаю когда. Только сейчас нащупал.

— У, зверюга… — сказал Витька, наклонившись. Клещ был местной породы, водился в сорняках городских окраин. Пакостный и заразный. — Это зловредная тварь, так просто не вытащить.

— Ну уж… — отозвался Цезарь, и впервые в его голосе прозвучала еле заметная снисходительность. — Вылезет как миленький.

Он придвинул к набухшему клещу прямую, будто зеркальце, ладонь, пошептал что-то. Бусинка шевельнулась, задергалась, вытаскивая из кожи крошечные лапки. Скатилась Цезарю на колено, потом на простыню. Он брезгливо взял клеща на помусоленный палец, шагнул к черному окну, встал на подоконник, щелчком сбросил «зверюгу» в форточку. Прыгнул на пол и сказал Витьке:

— Большое спасибо.

— Подожди. Небось он в тебя всякую дрянь занес. Давай облучим шариком. Лучше всякой прививки будет… Ты этой штуки не бойся.

— Уверяю тебя, я ничуть не боюсь. — Цезарь подставил плечо.

Витька почти коснулся светлым шариком припухшей на месте укуса кожи. И пока излучение убивало в крови Цезаря всякую заразу, Витька смотрел на ровный, недавно заросший рубец. Он розовел на руке у самого плеча. Словно Цезаря обожгло раскаленной проволокой. Не надо было спрашивать, но Витька не удержался: