— Для этого потребуется время, мой фюрер!

— Не так и много, Манштейн, года два или три, и на каждый наш самолет они выставят три своих. Захватив Британию, мы тут же получим ее во второй ипостаси, только за более широким препятствием, уже не проливом, а океаном, и с намного развитой промышленностью, первой в мире по многим показателям. Понимаете, что нас ожидает?!

— После нашей высадки в Англии, как я думаю, Америка вступит в войну. Обязательно вступит, она уже сейчас крайне недружественна к нам и нарушает статус нейтральной страны.

— У нас ситуация как в схватке с Лернейской гидрой, у которой на месте срубленной головы появляются две новые. Смотрите, Эрих. Разгромив Польшу и Францию, мы не избавились от врагов. Теперь вся надежда англо-американцев на СССР. Да, Манштейн. У русских многочисленная армия, вооруженная до зубов, — одних только танков до двадцати тысяч. Поверьте, Манштейн, так оно и есть, рано или поздно Йодль представит нам доказательства этого.

— Хотелось бы пораньше, мой фюрер!

— Для чего Сталин держит такую бронированную орду, генерал?! Вот потому-то нам надо хорошо подумать и найти возможность нейтрализовать его, потому что Россия сейчас является самой главной надеждой как Черчилля, так и Рузвельта. А они пойдут на все, чтобы спровоцировать войну между рейхом и Советами, ибо в этом их выигрыш. Как только Россия и Германия обессилят друг друга, англо-американцы тут же навяжут свои условия мира. А потому нам нужно крепко поразмыслить, Манштейн…

— Это конец, ребята! Нас здесь и похоронят!

Клаттер выдавливал из себя слова, невидяще уставившись в пулеметную амбразуру. Теперь настала и их очередь — дот от близкого разрыва тяжелого снаряда снова тряхнуло, бетонный пол заходил ходуном.

Уже второй день красные долбили берег из всего, что они имели. Артиллерия поначалу стреляла вразнобой, но вскоре снаряды стали сыпаться просто градом. Эстонские пушки отвечали, но редко, а потом и вовсе замолчали. Тоску наводил и непрекращающийся гул многочисленных самолетов, что летели бомбить Таллин.

Сила солому ломит — это осознали все солдаты. Дивизия еще удерживала Нарву, отбивая все попытки красных переправиться, над городом стоял черный дым от многочисленных пожаров. Но силы были на исходе, боеприпасы заканчивались, и получить их было неоткуда.

«Иваны» все лезли и лезли, подгоняемые комиссарами, и гибли, орошая своей кровью синюю воду вечно спокойной здесь, а у города, где шли пороги и стоял водопад, постоянно бурлящей даже в морозы, не желающей усмирять свой бешеный нрав, его любимой Наровы.

Дот снова тряхнуло, от стен полетела крошка и пыль, а солдаты, и без того оглохшие, схватились за уши. Они были обречены и давно это поняли. На том берегу осознали, что форсировать реку невозможно, пока держатся доты, и прекратили бесплодные попытки, несущие только напрасные потери. И принялись за дело всерьез, каким-то образом протащив тракторами целую батарею тяжелых и громоздких шестидюймовых гаубиц.

Два орудия накрыла эстонская артиллерия, но после того как по позициям отбомбились несколько десятков советских бомбардировщиков, батарея навечно замолчала. Оставшиеся две гаубицы красные вывели на прямую наводку и стали безнаказанно расстреливать доты.