— Вот я и докладываю по службе, — вздохнул Холмов. — По службе-то я был, но во внеслужебном состоянии. С сотрясением мозга. Все — как в тумане: что говорил, кому говорил… Кажется, упрашивал сознаться для их же блага. И это… даже плакал.

—Вот в чем причина! — с облегчение воскликнул майор. — Слезы их достали, Холмов. Когда милиция — и слезы горькие, редко, какой убийца устоит. Редко. И вот доказательство.

И подал сотрясенному капитану

Строчки прыгали перед глазами, читать было трудно. Кроме того, начугро упорно казалось, что мир населен людьми с исключительно сотрясенными мозгами. И вернул он «Искренне признание» молча.

— Молодец! — с чувством сказал майор. — Покупай погоны с двумя просветами.

Через два дня капитана Холмова выписал лично главврач. Выписывал сердито, называя кого-то круглыми идиотами, и на осторожные намеки начугро, что с невылеченным дефектом он не может, как должно, исполнять служебные обязанности, буркнул:

— От дефектов вас теперь начальство лечит. Во всесоюзном штабе.

Расстроенный таким образом капитан, помыкавшись до позднего времени, прокрался в родной Отдел. Расчет был тонок: в такое время начальник обычно уже пребывал в семейном гнездышке, а всякие подробности можно было выяснить у бессменного Муховоза.

— Здорово, серж… — бодро начал Холмов с порога, но осекся.

На диване не было ничего, кроме груды книг. А за столом сидел сам майор Пронин.

— Подлечили?

— Добровольно. Решил выйти для несения…

— Молодец! — начальник от души пожал руку капитану. — Сержанта Муховоза на «Скорой» в психиатричку отправили. Нервное потрясение с синдромом классовой нетерпимости. Теперь, видишь, сам дежурю: вот-вот Москва должна позвонить. Отправили ей голубчиков под усиленным конвоем.

— А не?.. — осторожно спросил Холмов.

Что-то его тревожило. Может быть незалеченное сотрясение мозга.

— Не, — бодро улыбнулся майор. — Эпоха требует энергии. Будем ждать вместе или тебе постельный режим прописан? Аккурат и полночь.

— Полночь, — начугро включил местную трансляцию и сел к столу напротив майора.

Он хотел заглушить голос начальника (уж слишком бодро звучал) и собственную тревогу. И жаждал легкой полуночной музыки, но динамик загадочно молчал.

— Непременно консультантом в кино пойду на нашу съемку, — мечтательно сказал начальник. — Может, за границей снимать будут.

— Это про нас-то — за границей?

— Ну и что, что про нас? Ведь «Мать» Горького снимают?

— Ее потому снимают, что у нас нигде трущоб не нашли, — пояснил капитан. — А наше жуткое дело надо снимать на месте преступления с максимальным фактическим материалом.

— Не скажи, — упорствовал Пронин. — Там, понимаешь, мафия. Есть где развернуться.

Тут в динамике что-то закашляло, забулькало, заклокотало. А потом задушевный женский голос сообщил:

— Добрый вечер, дорогие друзья-радиослушатели! Начинаем передачу для тружеников третьей смены. По многочисленным просьбам трудящихся повторяем радиоспектакль «Убийство на десерт». Роли исполняют артисты народного театра.

Опять хрюкнуло что-то в динамике, опять квакнуло. И наконец хриплый баритон угрожающе спросил: