— Конечно!
— Понимаешь, я ведь к тебе не просто так заявилась… А на трезвую голову просить тяжело, тем более у чужого человека.
— Шура, я могу чем-то помочь?
— Конечно, можешь! Ты ж теперь на коне!
— Я постараюсь…
— Поговори с Шилевичем и вообще со всеми, с кем сможешь. Пусть меня возьмут на какую-нибудь роль! Скажи им, что я была звездой курса, ну и вообще…
— Конечно, Шурочка, сделаю все, что от меня зависит.
— Знаешь, многие так говорят, а назавтра забывают, как о смерти…
— Я не забуду, сама слишком долго была вне профессии. И уж надежду потеряла, хотя на что я могла надеяться в альпийской глуши? И вдруг… Поэтому я хорошо тебя понимаю.
— Да что ты можешь понимать! У тебя все благополучно было, а мне иной раз хлеба не на что купить! — истерически-пьяным голосом выкрикнула Шура. — У тебя вон, я читала, и сынок есть, а я… одиннадцать абортов сделала!
— О господи! В наше-то время!
— А что наше время? Мужики все сволочи, о бабе вообще не думают…
— Но… женщина может и сама о себе подумать, — осторожно заметила Варя. Ей было жаль Шуру, и в то же время она боялась скандала.
— Права, права! Но я… Ты вот скажи мне, почему это одним все, а другим шиш с маслом? У тебя вон и роль одна лучше другой, и бабок куры не клюют, и мужики самые-самые…
— Нет у меня никаких мужиков, — тихо сказала Варя.
— Как это нет? А Димочка Бурмистров? А Симбирцев? И шмотки у тебя зашибись… Платье от Готье, сумочка от Гуччи… Сама в журнале видала…
— Хочешь, приезжай завтра ко мне в театр, я отдам тебе и это платье от Готье, и сумочку от Гуччи и еще кучу шмоток…
Но Шура не дала Варе даже докончить фразу.
— Обносками хочешь отделаться? — она накалялась пьяной яростью. И вдруг захихикала: — А все-таки Марика, твою первую любовь, я у тебя увела!
— Да бог с ним, мне не жалко, — улыбнулась Варя, радуясь, что Шура сменила тему. — Тем более ты была в сто раз красивее, чем я.
— А вот почему так: я в сто раз красивее, в сто раз талантливее, и парни все мои были, а свезло тебе? И я вот тут перед тобой унижаюсь, чтобы мне какую-никакую ролишку сплюнули? Я знаешь, сколько об этом думала? И надумала!
— Надумала, и хорошо, — примирительно сказала Варя.
— А что я надумала, тебе неинтересно? Ну еще бы, мы такие важные, такие звездные! Так вот: все проще пареной жопы…
— Репы? — улыбнулась Варя.
— Нет, в моем случае — жопы! Потому что я не тем мужикам давала, все больше по саунам, тогда модно было… Я кто? Простая русская баба… А ты, видите ли, фиалка альпийская… С вывертом небось… И Димку ты у меня увела… Я знаешь, как его любила? А он брезговал… Не любит, видите ли, пьяных баб… — Она заплакала, уронив голову на руки. Варя сидела уже ни жива, ни мертва, не зная, как прекратить этот кошмар. И вдруг Шура подняла голову. — Варь, а Варь, дай денег! Я сразу уйду!
— Хорошо, я… — Варя полезла в сумку. — Вот… тут двенадцать тысяч! Тебя устроит? У меня больше нет.
— Двенадцать тыщ? Круто! Давай! И ты когда в театре будешь? За шмотками зайду! Не забудь, что ты обещала! А в таких шмотках я и без твоей помощи пробьюсь! Заметано?
— Конечно. У меня в одиннадцать репетиция. Если опоздаешь, я оставлю у дежурной.