— Но Варюшка…

— Мама, он говорит, что чувствует себя виноватым и эта квартира — возмещение ущерба.

— И он к тебе не приставал?

— Да я его вообще не видела с тех пор, как переехала.

— Я всегда знала, что он порядочный человек. А твоя сестра… Но это все дела давно минувших дней. И я рада, что ты живешь в нормальных условиях. Но, как я понимаю, ты окончательно порвала со Стасом, раз согласилась перебраться туда? Мне жаль. Мы подружились с Мариной и вообще, я его полюбила. Он человек неординарный… Умный, добрый…

— Все так, но невыносимый. Знаешь, мы тут недавно случайно ехали в одном купе…

Варя рассказала матери, как Стас сбежал от нее.

— Бедолага, — покачала головой Анна Никитична, — мне его жалко.

— Мамочка, а может, ты все же приедешь на премьеру «Пигмалиона»? Неужели тебе не интересно посмотреть меня на сцене?

Анна Никитична поняла, что Варя не хочет говорить про Стаса.

— Интересно, еще как интересно! Но я умерла бы со страху! Знаешь, как я тряслась, когда смотрела «Марту»!

— Мамочка, ничего, лиха беда начало! И потом мне обидно, что моя любимая мамочка не видела меня на сцене. «Песни шмеля» такой спектакль, я его обожаю, и Маковский сказал, что я в нем неподражаема…

— Варька, не хвастайся! — улыбнулась Анна Никитична. — Надеюсь, ты не приняла всерьез эту чепуху насчет Одри Хепберн и Бэтт Дэвис? Он ненормальный, этот твой Рубан!

— Мам, ну как я могу принимать это всерьез? Просто мне приятно и все… А вообще он зря это сказал! Такая волна зависти поднялась…

— Ничего, Варька, завидуют, и слава богу, хуже было бы, если б жалели!

Стас начал сниматься в новом сериале. Он долго отказывался, но режиссер уговорил его.

— Пойми, чудак, это спокойная хорошая роль, не надо ни прыгать, ни кувыркаться — словом, роль нетравмоопасная. Передохни, а то спалишь себя раньше времени. И такая чудная девочка в главной роли, прелесть просто! Тебе понравится, я убежден.

— Девочки меня меньше всего интересуют!

— Я ж тебе в постель ее не подкладываю, но работать с ней одно удовольствие. Талантливая, хорошенькая, все хватает на лету, я уже ее снимал в небольшой роли. Серьезная может получиться актриса.

— Я подумаю, — сказал Стас.

— Только до завтра можешь думать. Дурак будешь, если откажешься. И меня подведешь.

— Артистов, что ли, мало?

— Таких, как ты, раз-два и обчелся. Твое имя — гарантия успеха. И, кстати, гонорар неслабый.

— А по-моему, слабоват.

— Да ты что? — Режиссер назвал цифру, вдвое превышающую первоначальное предложение. — Тебе этого мало?

Стас громко расхохотался.

— Ты хитер! Рассчитывал, что я, может, соглашусь на первое предложение?

— Рассчитывал, конечно, тем более, я знаю твою обычную ставку. Но продюсер уперся: только Симбирцев и точка. Вот и сделал такое щедрое предложение.

— Черт с тобой, и дело не только в деньгах, просто надо немного дать себе физическую передышку. А то уже нога болит, рука отваливается, а тут и вправду даже ни одной драки.

— Ну, одна все-таки есть, но ерундовая!

— Ладно, уговорил.

И он начал сниматься. Снимали, правда, по двенадцать-четырнадцать часов, но это обычная практика, к тому же других съемок у него сейчас не было, а рутинная, изо дня в день, хоть физически и несложная работа достаточно выматывала, чтобы не думать о Варежке. Девочка, Даша Деникина, и впрямь оказалась способной и милой. Стас играл хирурга с трудным характером, высочайшего профессионала, которому завидуют коллеги, такого одинокого волка, чье зачерствевшее сердце размягчает любовь молоденькой медсестрички, которую и играла прелестная двадцатилетняя студентка РАТИ. Уже через неделю съемок Даша без памяти влюбилась в Стаса. Хотя он частенько даже кричал на нее, вообще был очень раздражителен. Его выводило из себя любое проявление непрофессионализма. Впрочем, как и его героя. В группе многие его обожали, но кое-кто и терпеть не мог, к примеру, играющий его вечного оппонента и завистника Максим Шевелев.