– Потом побил немного – но аккуратно, видать, ему тот, который главней, запретил особенно стараться. Но бить ему нравилось, ох как нравилось – взгляд у него такой становился… не смогу объяснить, это видеть нужно. По ходу, он от этого удовольствие получал… ну ты понял, о чем я, да?

– Понял, – глухо буркнул десантник, незаметно сжимая и разжимая кулак. Пожалуй, впервые с момента попадания в прошлое ему вдруг захотелось убивать. Не в бою, нет – просто убивать. Желательно голыми руками, ощущая поддающуюся под пальцами хрупкую плоть врага.

– Потом он меня про смартфон начал расспрашивать: что, мол, такое да для чего нужно. Пришлось включить и показать, так он хоть руки свои перестал распускать. В то, что это телефон, чтобы разговаривать, он не поверил, снова лапать начал. Ну, я его и послала – мол, не веришь – твои проблемы. Он разозлился, конечно, ругаться начал, угрожать…

– А дальше?

– А дальше, Лешенька, – девушка даже не заметила, что впервые назвала парня именно так, – он стал мне фотографии из своей коллекции показывать. И вот их я, боюсь, теперь вовек не забуду…

– Фотографии? – опешил Степанов.

– Угу, – Савушкина шумно сглотнула. – Фриц этот и на самом деле извращенцем оказался. Сначала трах… ну, в смысле, насиловал женщин… с особым, так сказать, садизмом – а потом фотографировал то, что от них… осталось… сэлфи, мать его, делал, евроинтегратор хренов… Ну и сообщил, мол, если я и дальше говорить не стану, со мной то же самое будет… снова начал про телефон выпытывать…

Девушка замолчала, автоматически переставляя ноги. И, глядя на ее понуро опущенные плечи, топорщащиеся сквозь тонкую ткань ветровки острыми треугольничками лопаток, Алексей внезапно ощутил, как все его естество захлестнули сразу два взаимоисключающих чувства: острая нежность – и жгучая, аж в груди закололо, ненависть. С-суки! Ну да ничего, придет время – он по всем долгам расплатится! И за Ирку, и за тех, кого ЭТОТ фотографировал. Даже жаль, если он погиб во время атаки, – подобным… существам нельзя позволять уходить слишком легко…

– Ирка…

– Успокойся, Леш, – не оборачиваясь, мотнула головой Савушкина. – Хочешь спросить, что дальше было? Да практически ничего дальше не было… Я как эти фотки рассмотрела, так и сблевала, в аккурат этому уроду на бриджи. Жаль, желудок пустой был, так что не шибко я его и уделала. Ну, он меня за это, понятно, кулаком отоварил – я и отрубилась. Когда в себя в каком-то сарае пришла, рассвело уже. Потом притопал переводчик, сказал, что сейчас приедет какая-то важная шишка, которая, возможно, захочет со мной поговорить. Принес кувшин с водой, мыла кусок и даже полотенце, умывайся, мол. Поскольку в таком виде меня начальству никак показывать нельзя. Ну, я ему – отвернитесь, стесняюсь – а сама думаю: или сейчас сбегу, или никогда. Если поведут на допрос или отдадут тому извращенцу – мне точно конец.

– Сбежала?

– Ага. Как этот хмырь отвернулся, кэ-эк дала ему кувшином по башке! Кувшин вдребезги, вода во все стороны. Он упал, а я к двери. Осмотрелась – вроде никого нет, видать, не думал, что я на такое решусь, один пришел. Ну и рванула, огородами какими-то. Скорее всего, меня б быстро нашли, но тут в центре деревни бабахнуло что-то, потом стрелять сильно стали, забегали все. А после и вовсе, то ли бомбежка началась, то ли артиллерийский обстрел, я точно не поняла. Но горело и взрывалось все о-го-го как! Вот я под шумок и вырвалась. Ну а дальше ты знаешь…