– Шеф – Хруцкий Сергей Аркадьевич. А убийства, понятное дело, журналиста Леонида Рашевского и главного бухгалтера "Русского зодчего" Валерия Егорова, – спокойно ответил Гуров, вновь приводя Ржавого в горизонтальное положение. – Ты лежи, Витя. Насидеться еще успеешь! Кстати, от тебя зависит, на сколько ты сядешь.

Рыжиков сдавленно замычал.

– Где Белоед? – вновь резко, словно кнутом щелкнул, спросил Гуров.

– Отвечай, Виктор, – вмешался из-за руля Крячко. – Хочешь своего шефа выгородить? Зря! Сдаст он тебя со всеми потрохами при первом нашем нажиме.

– Вот послушай, голубь сизокрылый, что у нас на тебя имеется, – вновь увещевающим тоном проговорил Гуров. – Пальчики твои на пиропатроне, которым вы с Хруцким главбуха уконтрапупили. Показания ребят, у которых ты шар-пилот с гелием сторговал. Много чего еще… Хотя бы попытка вооруженного сопротивления работникам милиции.

– А я знал, что вы менты?! – дурным голосом заорал Рыжиков. – На лбу у вас написано?! Врача мне, помру ведь, гады.

– Будет врач. Все тебе будет. За хорошее поведение, – продолжал гнуть свою линию Лев. – А про твои шалости с пистолетиком я готов забыть.

– Что там! – поддержал Крячко. – Мы согласны даже явку с повинной тебе оформить! Подъезжаем уже… Так что надумал, Рыжиков?

– Либо ты сейчас отправишься в камеру до завтрашнего полудня, – равнодушно сказал Гуров, – есть у нас в управлении такая спецкомнатушка для особо упрямых, и к приходу врача впрямь околеешь… Околеет он, как думаешь, Станислав?

– Куда ж он денется! – с оптимизмом ответил Крячко. – Вон, все заднее сиденье мне кровищей своей поганой перемазал.

– Либо мы отнесемся к тебе по-человечески, пойдем ради гуманности, – Гуров лицемерно вздохнул, – на прямые служебные нарушения. Не дрейфь, я тебя сам перевяжу. Где Белоед? Ну? Он живой?

– Жи… Живой, – раздался заикающийся голос Рыжикова. – У Хруцкого он. Это Хруцкий все придумал! И с журналистом, и с этим… А я…

– Вот ты сейчас и продиктуешь, что ты, а что – он, – ласково проговорил Гуров. – И лапкой забинтованной подпишешь.

Сергей Аркадьевич Хруцкий привык просыпаться рано. Вот и сегодня уже в семь утра он был на ногах, свеж, бодр и готов к очередным свершениям.

Жило в Сергее Аркадьевиче неистребимое ощущение эмоциональной пустоты, которую нечем заполнить. Друзьями Хруцкий не обзавелся, потому как в дружбу не верил. С женщинами… О, это вопрос особый! Их он ненавидел и презирал, всех, скопом. А вот немногих оставшихся врагов Хруцкий даже ненавидеть не мог. Зачем? Враг – это всего лишь объект, подлежащий нейтрализации либо уничтожению. При чем тут эмоции? К зависти и страху, которые он внушал своим людям, Сергей Аркадьевич относился холодно-безразлично. И лишь с той поры, как пять с небольшим лет тому назад он случайно наткнулся на прозябающего, как подзаборный щенок, Витюшу Рыжикова и подобрал его, жизнь для Сергея Аркадьевича заиграла новыми красками. Цвета крови.

Точка зрения Хруцкого на мироустройство не отличалась особой оригинальностью и новизной: правота – в силе, а сила – в деньгах и власти. Так было, есть и будет, ибо так и должно быть.