— Девочка, когда ты научишься есть сидя? Клер улыбнулась и подцепила еще мороженого. — Ну вот, ты обо мне волнуешься, значит я прощена. — Она устроилась на стуле, заткнув обутую ногу за перекладину. — Я действительно прошу прощения за ленч.

— Ты всегда так. Как насчет того, чтобы писать себе записки?

— Я их пишу, а потом забываю куда положила. Ложкой с каплями мороженого она обвела огромное, захламленное помещение. Диван, на котором сидела Анжи, был одним из немногих предметов меблировки, впрочем был еще стол, заваленный горой газет, журналов и пустых бутылок из-под лимонада. Второй стул был задвинут в угол, и на нем покоился бюст из черного мрамора. Картины заполнили стены, а скульптуры — одни законченные, другие заброшенные — сидели, стояли или опирались на что-то всюду, где только было возможно.

Гулкие ступени из рифленого железа вели в кладовку, которую она превратила в спальню. Ну, а остаток огромного помещения, где она жила уже пять лет, был занят ее искусством.

Первые восемнадцать лет жизни Клер старалась соответствовать представлениям своей матери о чистоте и порядке. Но ей потребовалось меньше трех недель самостоятельной жизни для того, чтобы согласиться, что беспорядок представляет собой ее естественную среду.

Она одарила Анжи ласковой улыбкой. — Как я могу что-нибудь найти в таком беспорядке?

— Я иногда удивляюсь, как ты не забываешь выбраться из постели с утра?

— Ты просто беспокоишься о выставке. — Клер отложила в сторону наполовину недоеденную пачку мороженого, где, подумала Анжи, оно наверное и растает. Клер взяла пачку сигарет и отыскала спички. — Волноваться из-за этого — занятие бесполезное. Им либо понравится то, что я делаю, либо не понравится.

— Верно. Тогда почему ты выглядишь так, словно спала четыре часа?

— Пять, — поправила ее Клер, но говорить об увиденном сне ей не хотелось. — Я напряжена, но не взволнована. Вы с твоим прелестным мужем и так уж достаточно волнуетесь.

— Жан-Поль в ужасном состоянии, — отметила Анжи.

Она была замужем за владельцем галереи уже два года, и находилась под сильным влиянием его ума, любви к искусству и прекрасного тела. — Это первая выставка в новой галерее. Речь идет не только о твоей заднице.

— Я знаю. — Глаза Клер на мгновение затуманились, когда она подумала о том сколько денег и времени потратила чета Лебо на их новую, гораздо большую галерею. — Я не подведу вас.

Анжи чувствовала, что несмотря на свои заверения, Клер волновалась не меньше остальных. — Мы это знаем, — сказала она, намеренно разряжая обстановку. — На самом деле, мы рассчитываем после твоей выставки стать галереей номер один в Уэст Сайд. А сейчас я пришла, чтобы напомнить тебе об интервью в десять утра с журналом «Нью-Йорк» и о более позднем интервью с «Тайме» во время Ленча.

— О, Анжи.

— На этот раз не отвертишься. — Анжи поставила ноги прямо. — С журналистом из «Нью-Йорк» увидишься у нас в квартире на верхнем этаже. Я содрогаюсь при мысли, что интервью может состояться здесь.

— Ты просто хочешь следить за мной.

— Теперь следующее. Ленч в «Ле Сё», ровно в час. — Я хотела посмотреть, как идет подготовка в галерее.