— У меня такое чувство, будто я подкрался к ним сзади, — сказал он, — Что я хитрец, я лукавец.

— Ну и что из того? — возразил Телемах с гордостью и удивлением, — Хитрецов повсюду славят. Твоя слава, папа, и в знаменитом деревянном коне, что вы пустили в ход под Троей. Об этом слагают песни, во многих песнях поется о деревянном коне.

— Вот как! — сказал он.

Все было устроено, ничто никогда не устроится.

Боги были на их стороне, но что такое боги? Никто не знает. Но они были на их стороне. Ночью разразилась гроза, а с утра зарядил хранительный дождь. Скоро должен был вернуться Эвмей вместе с пастухом, посланным сюда богами как нельзя более кстати, — он пас и закупал рогатый скот на Заме, его привлек к делу Эвмей, а Эвриклея мобилизовала Дакриостакта. Дождь должен был охранить их от многих гостей. Рано утром отец с сыном побывали на заднем дворе в оружейной и попробовали лук — Эвриклея стояла на страже. Лук был из рога и дерева. Телемаху почти удалось натянуть тетиву — сделай он еще несколько попыток, может статься, он и справился бы. Отцу тоже пришлось попотеть, прежде чем он добился успеха, — усилие отозвалось в плечах, бицепсах, пальцах. Но он вспомнил прием, небольшой рывок — и лук согнулся, поддался, тетива врезалась в пальцы, но уступила.

— Я знаю еще только двоих, кто мог бы его натянуть, — сказал Телемах.

— Антиной, наверно, — предположил отец. — А кто второй?

— Меланфий, — ответил Телемах. — Но ему никогда его не дадут.

Когда они возвращались через двор к дому, дождь припустил. Рожавшая, собиравшаяся вот-вот разродиться рабыня кричала в людской возле зимней кухни. Она взывала к богам:

— О-о-о! Зевс! О-о-о! Деметра! О-о-о! Посейдон! (При чем тут был Посейдон?) — Она выкликала имена еще других богов — тех, что обитают на далеких южных берегах и на восточных границах знаемого мира, имена, которые темнокожее семейство Долиона привезло с собой в здешние места и, быть может, до сей поры не вспоминало: — Бел! Бубастис! Секхет! Мелитта! [93]

Отец остановился под проливным дождем и прислушался.

— Плохо ей. Рожает, видно? Кто это? Вчерашняя смуглянка? Беременная девчушка?

— Наверно, — торопливо ответил сын, собираясь идти дальше, он спешил укрыться от дождя.

Отец зашагал следом за сыном.

— Это что, сестра Меланфия? — спросил он. — Когда я уехал, ее еще на свете не было, а теперь она сама рожает. Это ее испортил Эвримах?

— Должно быть, да, — широко шагая, ответил сын. — Только говори потише. Нам обоим пора вернуться к своим ролям.

— Многие рабыни спали с женихами, Телемах?

— Не знаю, — ответил сын и, войдя в прихожую, снял с себя мокрый плащ и стал его отряхивать. — Идем же, папа, ты сам сказал, мы должны сыграть свои роли.

— Хотел бы я знать, кто эти рабыни, — сказал отец. — Я здесь для того, чтобы все устроить. Я должен сделать это сегодня. Не знаю, смогу ли я сделать для вас еще что-нибудь потом.

— Наверно, какой-нибудь десяток девчонок или около того, — сказал сын, — Эвриклея знает лучше. Она знает все! — Голос его стал пронзительным, поднялся до крика. — А теперь нам пора войти в свои роли, папа.