И тут Пенелопа заплакала. Она не хотела плакать. Но слезы хлынули из ее глаз. Как глупо, что я плачу, думала она, быть может, он лжет, он мог слышать это от других, он хитрый, этот пришелец, он хотел, чтобы я расплакалась, ужасно глупо, что я плачу.

— Здесь очень дымно и воздух тяжелый, какая-то тяжесть в воздухе.

— Воздух и вправду тяжелый, — подтвердил он.

— Верно, снова будет дождь, — сказала она.

Он выждал. А когда искоса взглянул на нее, заметил, что в румянах на щеках пролегли бороздки.

— Не знаю, так ли он был одет, когда уехал из дому, — сказал он. — Может, он приобрел эту одежду и пряжку где-нибудь по пути.

— Я верю вам, — сказала она. — Верю, что вы видели его на Крите. Но откуда вы знаете, что он жив и что он на пути домой?

— Госпожа, — ответил он, — я много странствовал. И сказать вам могу одно: совсем недавно Одиссей был в краю феспротов. Он собирался в Додону [92], чтобы вопросить Зевса, что ему делать — должен ли он это сделать, когда вернется домой.

— Что сделать? — спросила она, обратив лицо к скрывавшим его потемкам.

— Должен ли он их убить или дать им убраться восвояси, — сказал он. — Должен ли он вернуться домой тайно или открыто. Должен ли он сказать своей супруге: «Жена моя, дорогая моя супруга, я вернулся. Я долго отсутствовал, долго странствовал. Я не мог вернуться раньше. Но я вернулся домой не нищим».

Молчание — а до нее медленно доходил смысл его слов.

— Или? — спросила она.

— Или он должен явиться безмолвно, ночью, посидеть в темноте, поглядеть на то, что трепещет на свету, и сначала все взвесить.

Молчание — а она пыталась понять и представить себе все это.

— Он… — начала она и смолкла.

— Он знает, что здесь происходит, — сказал он.

Она овладела собой, подумала: я должна сделать выбор, сейчас же, немедленно, — и выбрала.

— Любезнейший, — сказала она, — я вам не верю.

— Да, госпожа, — сказал он, — вы не верите. Но что-то в глубине вашей души верит моим словам.

— Любезнейший, — сказала она, — мой супруг умер. Я должна снова выйти замуж. Я давала уже столько разных обещаний, и одно из них я хочу сдержать.

— Да, госпожа, — сказал он, — вы этого хотите.

— Почему я говорю с вами так откровенно, любезнейший? — спросила она. — Сама не знаю. Впрочем, заметьте, я говорю сама с собой.

— Я заметил, что вы говорите сами с собой, госпожа, — сказал он, — и не слишком вслушиваюсь в ваши слова.

— Я должна сделать выбор, любезнейший, — продолжала она. — Надеюсь, вы это понимаете.

— Понимаю, госпожа, — сказал он из потемок. — Он слишком долго отсутствовал. И ваш выбор уже сделан.

— Нет, — солгала она.

— Я почти не слушаю, что вы говорите, сижу себе просто так. Надеюсь, вам не кажется, что от меня слишком скверно пахнет?

— Сидите спокойно, — сказала она, — мне приятно с вами поболтать. Может, я надумаю что-нибудь дельное. Может, мне придет в голову расспросить вас о разных делах и событиях, мой любезный, мой почтенный гость. Может, я попрошу у вас совета.

— Я слушаю вас, госпожа.

— Может, я попрошу у вас совета, любезнейший, — повторила она, глядя в сторону колонны. Его лицо теперь совсем скрылось в тени, — Выбрать мне надо одного из двенадцати, — сказала она. — Почему бы мне не сделать выбор сейчас, зачем ждать шесть дней, почему бы не выбрать завтра?