Пробился к другу Мефодий, забросил его на своего коня и вырвался из середины вражеской орды.

Так и сейчас — узнал Мефодий о пленении князя Ростислава и заторопился в Моравию его спасать.

— Ты подумай, прежде чем отправляться туда, — уговаривал осторожный князь Коцел, — у короля с архиепископом сила и власть, что ты выставишь против них? Даже в своем замке я не смогу уберечь тебя, если потребует выдать тебя король. Раньше Ростислав заслонял меня от Людовика, а теперь лишь этот неглубокий ров вокруг стен замка.

— Сам папа поставил меня архиепископом Паннонии и Моравии, и зальцбургским служителям я не подвластен. Усовещу короля и князя спасу из позорного плена.

Едва он появился в Моравии, немецкие священники с ведома князя Святополка схватили его и увезли в тюрьму.

Через несколько недель король Людовик и зальцбургский архиепископ устроили очередной суд. Теперь судили Мефодия.

Как хотелось им выкричать в лицо Мефодию всю свою ненависть, всю злобу!

Столько лет не было им дани со славянских земель. А теперь и вовсе не будет, потому что этого Мефодия в Риме назначили архиепископом. Папа Адриан попросту отобрал у них моравские и паннонские земли. Но до папы далеко, а Мефодий стоит перед ними, и не будет ему ниоткуда помощи.

Один из епископов, Эрменрих, примчался на суд в одежде всадника. Он ударил Мефодия плетью, которой только что стегал коня. Здесь же был и Вихинг. Сейчас Вихинг держался даже спокойнее многих. Что ему было волноваться, если конец суда ясен и так. Поэтому Вихинг удержал Эрменриха, усадил его в кресло. А Мефодий стоял, не заслоняясь, глядя прямо в жестокие, ненавидящие лица.

— Я говорю истину даже перед королями и не боюсь. Я не слабей тех, которые уже приняли мученический венец за слово правды! Делайте со мной что хотите! — отвечал он гордо.

Тут и сам король Людовик, который прежде только наблюдал, решил вмешаться.

— Не утомляйте моего Мефодия, он уже начинает потеть, словно стоит у печки! — насмешливо проговорил король.

Но Мефодий взглянул на него и ответил не менее насмешливо:

— Да, государь, когда одного философа спросили, отчего он вспотел, тот ответил: «Оттого, что спорил с глупцами!»

Так королю еще никто не отвечал.

Даже судьи растерянно примолкли.

Король зло хлестнул по полу плетью, поднялся и вышел.

Мефодия водили босиком по морозу. Били палками, морили голодом.

От него требовали лишь одного — отречения. Отречения от славянских книг, от славянской проповеди.

Если бы он согласился, его бы немедленно освободили, дали бы лошадь, провожатых, отправили бы домой в Византию.

Когда-то он был стратегом, повелителем целой области. По утрам у его дома собиралась толпа чиновников и просителей. Все ждали его выхода. Слово Мефодия исполнялось немедленно.

Был он тогда молод, жил в знатности.

Сейчас ему исполнилось пятьдесят лет, и не видел он рядом ни близкого человека, ни просто сочувствующего лица.

В Моравии правили в это время иноземные маркграфы.

Мечтал Святополк стать властителем своей земли, а попал к королю в тюрьму. Зря надеялся он на королевскую благодарность, когда предавал своего дядю и выдавал Мефодия.