Багрянский разворачивается и спешным шагом идет к своей машине, а я чувствую себя опустошенной.

Неужели я только что подписала приговор ребенку? Маленькой девочке? Своей племяннице?

Подсознание подкидывает мысль о том, что больных детей в мире много и всех не спасти, но тут же приходит новая, бьющая под дых, чересчур искрометная фраза: «но этому ребенку еще можно помочь». Я задыхаюсь от собственной беспомощности и снова слышу в голове слова Багрянского: «Видимо ты до сих пор лелеешь придуманную обиду и жалеешь себя!».

Смею ли я позволить ребенку умереть из-за грехов ее родителей?

Смогу ли я жить дальше с мыслью, что могла спасти, но не сделала этого?

Я борюсь с желанием остановить Багрянского, нырнуть в его машину и прямо сейчас поехать туда, где врач проведет обследование и снова повторит слова, которые я уже услышала однажды…

«Вам будет слишком сложно забеременеть. Это не лечится. Скорее всего, у вас не будет детей в будущем».

Сердце бешено колотится в груди, а бывший разворачивается и быстрым шагом приближается ко мне. Он берет меня за плечи, заставляя посмотреть ему в глаза, но делает это нежно, без капли грубости.

— Таня, ты единственный шанс спасти Асю… — глаза мужчины блестят от слез, но мне не жаль его. Он заслужил эти страдания. Он — да, а его дочь — нет. В том-то и вся проблема. — Я не знаю, где искать Анну, если бы смог, то давно бы нашел ее и заставил помочь дочери. Мне известно только то, что она перебралась за границу с каким-то арабским шейхом… Таня, прошу тебя! Не отказывай! Тебе даже не придется спать со мной. Я все сделаю для тебя! Буду обеспечивать тебя с малышом, защищать! Если ты хочешь оставить его себе, я соглашусь на твои условия, но прошу тебя, спаси Асю. Ты даже не представляешь, каково это — жить, зная, что ты не можешь помочь собственному ребенку. Я отдал бы все свои деньги, все, что у меня есть, но найти подходящий костный мозг врачи не могут.

Я никогда раньше не видела Багрянского настолько подавленным. Мужчина смотрел на меня, словно я на самом деле была единственным человеком, который мог помочь ему. Негромко всхлипнув, стряхиваю с себя его руки и с вызовом смотрю в глаза.

— Я не могу иметь детей! — кажется, что оголяю свою душу перед врагом, но я должна сделать это. — После того, как я…

Обрываюсь на полуслове. Не хочу снова поднимать эту тему, не желаю ворошить прошлое. Багрянский считает меня стервой, которая в отместку за измену лишила его большей части бизнеса, но он не знает самого главного: я мстила не за измену… За жизнь, которая оборвалась внутри меня, толком не успев развиться после тех злополучных событий.

— После чего? Почему, Таня?

Бывший смотрит на меня, словно раненый зверь, ожидающий последний удар, который добьет его. Он теряет надежду на то, что я помогу ему спасти дочь и внутреннее умирает от этой мысли, как я когда-то.

— Неважно… Врачи сказали, что если мне и удастся забеременеть, то это будет чудо.

— Мне только на чудо и остается надеяться, Дымка! Только оно может спасти мою дочь… Костный мозг второго ребенка тоже может не подойти, но шанс есть. И этот шанс — чудо.