Я открыл глаза и увидел, что по лицу Рози катятся слезы. Вот это да!

– Теперь могу сказать, что видел все, – просипел я. Надо же, как в горле пересохло. – Ты плачущая – это то еще зрелище.

– Скотина, – вытерла щеки девушка. – Тебе показалось. Какая плачущая, о чем ты? Из-за кого? Из-за тебя? Вот еще!

Я пошевелился и положил руку на живот. Вроде не болит. Странно. Может, мне показалось, что кинжал по рукоять вошел?

– Крепко этот Хромой меня подрезал? – уточнил я у Рози и закашлялся, очень уж горло саднило. – Попить есть?

Девушка встала с края топчана, на котором я лежал, и отошла к столу, стоящему в углу комнаты. А я вообще где? Что за дом?

– На, – вернулась Рози, приподняла меня и поднесла к губам глиняную плошку с водой. – Пей.

Вода была теплая, но это меня совершенно не опечалило. Она прошла по горлу, и я понял, что испытывают растения в засуху, после того как их полили. Это было чистое и незамутненное счастье.

– Так что там? – я показал на живот. – Сильно он меня покромсал?

– На совесть, – Рози криво улыбнулась. – Он тебя убил вообще-то. Точнее – почти убил, еще минут пять – и ты отправился бы за Грань, на суд богов. Мы сделать ничего не могли, он тебе все кишки порезал, и крови ты много потерял. Так Эбердин сказала, а она в этом теперь хорошо разбирается.

– Ворон, стало быть, спас, – сделал единственно верный вывод я.

– Ворон появился только к вечеру, – ошарашила меня де Фюрьи. – Как водится – злой, словно собака. Он там с кем-то поругаться успел, а когда выяснил, что произошло здесь, вообще словно с цепи сорвался, собрался даже принцу Айгону личную войну объявлять. Причем, если бы ты умер – и объявил бы.

– Тогда я ничего не понимаю. Не Ворон, не вы… А кто тогда меня вылечил?

– Вот он, – Рози показала на угол комнаты. – Эй, ты, иди сюда.

Раздался стук корешков по полу, и к кровати подбежал Фил. Только он выглядел как-то странно – у него совершенно не было листвы, и он, похоже, этого стеснялся. По крайней мере, он прикрывался ветками так же, как девки, купающиеся голышом, при виде неожиданно появившихся парней.

– Поясни. – потребовал я.

– Когда ты захрипел и у тебя ртом пошла кровь, он к тебе подбежал, – Рози, видимо, решила меня добить, она погладила Фила по его бутону-клюву. – Знаешь, он на тебя как-то так упал, как раз на живот, ветвями обхватил и засветился. Точнее, это был не свет, а такие багрово-красные отблески. И так – минут пять. Потом он с тебя слез, мы смотрим – а все листки у него желтые, как осенью. Они в тот же вечер и опали.

– А у меня… – я протянул руку, и Фил ткнулся в нее своим клювом.

– Никаких ран, только два шрама, – подтвердила Рози. – Некрасивых, но уже стянувшихся. Ты, правда, все равно весь бледный был, и в себя не приходил, и дышал так страшно, будто вот-вот перестанешь это делать.

– Однако вот – не перестал, – я крякнул, сел на кровати, задрал рубаху и глянул вниз. Ну да, два шрама, все как Рози говорила. Я потыкал в них пальцем и с удивлением произнес: – Вроде ничего не болит.

– Четыре дня проспать – еще бы, – Рози как-то странно задышала. – Четыре дня – и ничего не понятно.