Ганнон смотрел на Радаманта. Жрец стоял, опустив голову и закрыв лицо руками. Во всём его облике были скорбь и отчаяние. Внезапно он протянул руку к щиту и взял его у Мидаклита. Затем он перевернул щит. Видимо, что-то в рисунке на щите было ему неприятно.

Подняв над головой факелы, Ганнон и Мидаклит наклонились над грудой сокровищ. Сверкали золотые и серебряные кубки, украшенные узорами. Они изображали мужчин с двойными топорами в руках, быков, опустивших рога, дельфинов, извивающихся осьминогов, птиц, парящих в воздухе и сидящих на деревьях. Под кубками лежали слитки золота, драгоценные камни. Одни из них были светлы и прозрачны, как вода, другие искрились, как вино.

Вот хорошо знакомые Ганнону бериллы и калхедоны. Их привозят в Карфаген из пустынной страны Гарамантов.[81] Этими драгоценными камнями украшают свои пальцы богатые купцы Карфагена. А это, наверное, бриллианты, которыми славится сказочная Индия. А этот молочно-белый камень, кажется, нефрит, столь ценимый египтянами. А вот кроваво-красный рубин. А этот зелёный камень — изумруд. Его доставляют из далёкой Скифии.

Мидаклит и Ганнон стояли как зачарованные, не в силах оторваться от этого зрелища. Они думали о людях, когда-то, в давние времена, бороздивших моря в погоне за этими бесценными богатствами. Жажда добычи гнала их в океан. На что не шли эти люди, лишь бы только заполучить эти яркие камешки! Но их сокровища остались на затерянном в океане острове, не нужные никому.

Голос жреца заставил карфагенян вздрогнуть:

— Торопитесь! Вас ждёт море!

С этими словами жрец покинул храм.

Карфагеняне решили: одному идти к лодке за матросами, другому остаться в пещере, чтобы отобрать наиболее ценные сокровища.

В пещере остался Ганнон. Укрепив на полу факел, он стал откладывать золотые и серебряные кубки, драгоценные камни. Камни он решил сложить на щит. Ганнон ещё раз взглянул на него. Как две капли воды, он был похож на щит, купленный им в Карфагене.

Шорох заставил его обернуться. В нескольких шагах от него стояла Томис. Она была в длинной белой тунике. Сейчас Томис ничем не напоминала ту девушку, которую Ганнон встретил у ручья. Всем своим гордым обликом она походила на богиню. Несколько мгновений Ганнон удивлённо смотрел на дочь Радаманта.

Потом приблизился к ней. Но Томис жестом остановила его.

— Ты мой суженый! — сказала она, с трудом подбирая слова. — Я подарила тебе венок. Почему ты оскорбил меня рукопожатием?

Теперь Ганнон понял всё. Венок — это не просто дар, это признание в любви.

— Ты должен был вернуть венок, если не любишь меня, — продолжала Томис.

И вдруг какой-то порыв охватил Ганнона. Сердце его затрепетало, как парус во время внезапно налетевшей бури. «Вот оно, сокровище, которое мне посылает Тиннит!»

Ганнон снял со своего пальца серебряное кольцо с квадратной печаткой и надел его на палец девушки. Её руки были холодны, как мрамор.

— Уже поздно! — произнесла Томис. — Поздно!

Снаружи послышался шум голосов. Томис вздрогнула всем телом и отступила к двери. Ещё мгновение, и она исчезла во мраке.

— Томис! Томис! — звал Ганнон, и его голос гулко разносился под сводами.