— Регуэль, — сказала она. — Я должна пожурить тебя. Так-то ты исполняешь свои обязанности? Ты даже не спросил о судьбе письма, данного тебе отцом. Успокойся, — быстро прибавила она, видя, как он побледнел. — Вот оно. — Она взяла со стола пергаментный свиток и подала ему. — Прости, что я сломала печать. Я ведь не знала, когда ты очнешься, и боялась опоздать с поручением, которое тебе было дано. Из письма я узнала, к моей великой радости, кому я смогла оказать небольшую услугу. Я узнала, что ты Регуэль, сын Иоанна из Гишалы. А его я ставлю выше всех других. Он один в состоянии победить римлян.

— Ты знаешь моего отца? — воскликнул Регуэль, и то легкое недоверие которое овладело им при виде распечатанного письма, исчезло.

— Я только один раз и видела его, — ответила Вероника. — Это было в Тивериаде, когда он обвинял публично Иосифа бен Матия. Народ восторженно приветствовал его, и наместнику едва удалось спастись бегством. Тогда я поняла, что рука Божия покоится на отце твоем…

— Скажи мне, как тебя зовут? — спросил он вдруг.

Она изумленно взглянула на него.

— Зачем? — спросила она отрывисто.

— Я хотел бы знать, подходит ли твое имя к тому, чем ты мне кажешься.

— А чем я тебе кажусь?

Она это сказала шутливым тоном, но голос ее был странно взволнован.

Он снова покраснел.

— Я вспомнил предания нашего народа, — пробормотал он.

— И с кем ты сравнивал меня?

— С Деборой.

Это имя взволновало ее. Как раз об этом она думала во все время своей одинокой жизни в Цезарее. Это было то, что бессознательно проходило через все ее мысли о будущем величии ее народа, то, что звучало в ее словах сказанных брату.

Дебора!

Ей вспомнилась победная песнь пророчицы. Она так часто повторяла ее ребенком в мрачные бурные ночи и при этом трепетала от восторга. Воображению ее рисовалось былое величие; она вдыхала запах крови, слышала шум колесниц, топчущих трупы врагов.

Неужели то, что удалось простой женщине из народа, не может быть осуществлено ею, могущественной царицей?

Дебора!

— А что если ты угадал, — сказала она Регуэлю. — Что если в самом деле мое имя Дебора и я стану Деборой для нашего народа?

— Ты, наверное, станешь ею, и народ израильский будет восхвалять тебя до конца дней.

— А ты?

Он ничего не ответил. Он уткнулся в ее блестящее платье, чтобы скрыть в нем свое пылающее лицо. Она подняла его голову и, погружая свой взгляд в его чистые благородные черты, прижала ее к своей груди.

— Регуэль!

Звук ее голоса был такой мягкий и многообещающий. Он не мог больше выдержать ее чар, когда она нагнулась к нему. Ослепленный, он закрыл глаза. Вдруг он вздрогнул и упал на подушки.

Губы пророчицы коснулись его уст.

Андромах подошел и нагнулся над юношей, лежащим в обмороке.

— Ты могла убить его, — сказал он Веронике с укоризной.

— А ты не думаешь, что смерть его была бы блаженной? — ответила она, странно улыбаясь.

Когда Вероника вернулась в свои покои, навстречу ей вышел Агриппа.

— Не думай, — сказала царица, обращаясь к брату, — что тебе удастся уговорить меня. Мое решение твердо. Я не вступлю на путь позора. Пусть лучше погибнет дом Ирода, чем израильский народ. А спасение только в самом народе. Мы, слабые потомки сильных предков, ничего не добьемся ни хитростью, ни силой. Мой совет тебе — поступай, как я! Забудь искушения Рима, вернись к здоровой простоте твоего народа. В этом и только в этом твое спасение…