— Разумеется, — ответил комиссар. — Но вести-то расследование мне, должен же я собрать улики, чтобы хоть что-то узнать.

Каттани не слишком симпатизировал прокурорше. Конечно, эта женщина, всегда чересчур формально подходящая к делу, не в силах была ему помешать. И действительно, не прошло и часа, как Каттани вновь занялся сбором полезной ему информации. Он отправился на квартиру Тиндари. Дверь открыла маленькая и кругленькая дама со смуглым, лишенным всякого выражения лицом. Это была вдова убитого.

Она проводила комиссара в заставленную дорогой, но безвкусной мебелью гостиную. Женщина не казалась слишком убитой горем. Она кусала губы и не подымала глаз.

— Для него, — сказал она, — я никогда не была настоящей женой. Он обращался со мной как со служанкой.

Коррадо кивнул, словно говоря, что понимает, что она хочет сказать. Потом спросил, имеет ли она хоть какое-нибудь представление о том, кто мог убить ее мужа.

Она устремила ему прямо в лицо взгляд своих черных глаз и очень уверенно ответила:

— Какой-нибудь рогоносец… Обезумевший от ревности муж… Потому что покойный был большой охотник до чужих жен.

Старая песня… Каттани сделал вид, что поверил объяснению вдовы. И снова попытался заставить ее разговориться.

— У этого человека, который застрелил вашего мужа, какое-то странное имя или прозвище… Его зовут Аччеддуццу.

Женщина сильно побледнела. Задержала дыхание и потупилась. Проглотив слюну, она поспешно пробормотала:

— Никогда в жизни не слышала.

В архиве полицейского управления Каттани разыскал довольно пухлое досье на Тиндари. Его дважды судили по обвинению в мошенничестве. А третий раз — за злостное банкротство. Но ему всегда удавалось выкрутиться. Он значился главой фирмы «Сарим», часть капитала которой была вложена в ипподром, был акционером нескольких строительных компаний. «А также владельцем казино», добавил про себя Каттани, захлопывая досье.

В картотеке же не удалось найти ни малейшего следа убийцы. Таинственный персонаж с безумной улыбкой оставался по-прежнему безымянным. А сам он отказывался говорить. Когда помощник прокурора Сильвия Конти пришла допросить его в полицейское управление, то увидела перед собой человека с потухшим взглядом, с отсутствующим видом рассматривавшего свои руки и непрерывно шмыгавшего носом. Все ее попытки вытянуть из него хоть слово были тщетны.

В тот вечер доктор Конти вернулась домой в скверном настроении. Ее муж Эрнесто был у себя в кабинете; склонившись над пюпитром, он погрузился в лежащую на нем толстую книгу, украшенную рисунками тушью.

Эрнесто тотчас заметил, что его жена не в настроении.

— У тебя что-то не в порядке?

— Когда приходится заниматься делами об убийстве, у меня всегда портится настроение.

— Рано или поздно все мы разочаровываемся в своей профессии. Возьми, например, хотя бы меня: когда выбрали сенатором, какие только я не строил планы. А меня засунули в комиссию по борьбе с организованной преступностью. И я должен заниматься мафией, каморрой, расследованием всевозможных грязных махинаций. А я в этом ничего не смыслю. Я ведь ученый, а не полицейский.