Какого же восхищения заслуживают финикийские мореходы, отважившиеся преодолеть Гибралтарский пролив! И как поражены были племена, обитавшие в то время на западноевропейском побережье, когда в один прекрасный день невиданные доселе огромные корабли спустили свои пурпурные паруса и бросили якоря возле их селений. Сошедшие с них люди носили шерстяные, украшенные разноцветными кистями плащи. У пришельцев были отливающие блеском, черные, как смоль, волосы и бороды, большие, жаркие, миндалевидные глаза и орлиные носы. Они предлагали разнообразные украшения, ножи и сверкающие пурпурно-красные ткани, заставлявшие учащенно биться сердца. И не только женские… Взамен они просили олово, янтарь, провиант и юных блондинок, поскольку помимо всего прочего они заботились и о пополнении гаремов своих восточных торговых партнеров.
При сравнении северных судов типа драккаров, изображенных на скандинавских наскальных рисунках-хелльристингарах, с финикийскими судами бросается в глаза их некоторая общность, на основании которой вполне можно предположить наличие контактов между Скандинавией и Финикией.
Финикийские навигаторы еще не знали компаса. Об этом замечательном инструменте впервые упоминается лишь где-то в XII в. н. э. Во времена же финикийцев кормчие определялись по береговым ориентирам, а позднее, когда люди решились выйти в открытое море, — по Солнцу, Полярной звезде, направлению полета птиц и пробам грунта. Грязевые осадки позволяли судить о близости устья реки. Птиц, посаженных в клетки, брали с собой в море, и, когда требовалось уточнить правильность своего курса, выпускали их на свободу. Направление полета показывало ближайший путь к берегу.
Греческие триеры вклиниваются в мировую историю
Берега и бухты Средиземного моря нередко становились аренами мировой истории. 27 сентября 480 г. до н. э. Саламинская бухта, в которой в обычные дни отстаивалось не более десятка рыбачьих лодок, преобразилась до неузнаваемости. С восточного направления в нее вторгся огромный флот. Никогда прежде не собиралось на такой сравнительно небольшой акватории столь огромного количества пестрых, наскоро собранных в боевые соединения кораблей.
Продвигался флот медленно, ибо господствовал встречный ветер, а военные корабли были сверх меры перегружены добычей. С монотонным однообразием шлепали десятки тысяч весел по воде, покрытой легкой рябью. Военные команды и блеск оружия позволяли заключить, что корабли эти появились здесь отнюдь не для того, чтобы нанести грекам визит вежливости. Не мир они несли, но меч, с помощью которого персидский царь Ксеркс намеревался поработить Грецию.
А греков все еще не было видно. Чем позже отважатся они выбраться из своих укрытий и войти в узкую бухту, тем лучше это было бы для персов, которые могли бы тогда своими превосходящими силами отрезать им все пути к бегству.
«Они идут!» Этот возглас, донесшийся с мачты первого, заметившего противника, корабля, тысячеголосым эхом покатился от борта к борту, приобретая все более грозные интонации, пока не завершился устрашающим военным кличем, сопровождаемым звоном оружия. Словно морские ласточки полетели через бухту прямо на противника стройные, легкие греческие триеры. Северо-западный ветер дул прямо в их пестрые паруса.