♦ способность атрибутировать и оценивать произведения;
♦ знание особенностей основных художественных техник (живописи, скульптуры);
♦ осведомленность о жизни и карьере действующих художников;
♦ интуитивную чуткость к художественному качеству, которую принято называть вкусом.
Ныне ремесло критика, как и само искусство, входит в более широкий контекст современной мысли. Анализ современного искусства обогатился инструментами из других областей знания. Среди этих новых орудий:
♦ структурализм;
♦ постструктурализм;
♦ постмодернизм;
♦ постколониализм;
♦ феминизм;
♦ квир-теория;
♦ гендерная теория;
♦ теория кино;
♦ марксизм;
♦ психоанализ;
♦ антропология;
♦ культурология;
♦ литературоведение.
Бытует мнение, что за распространенные ныне многословные и глубокомысленные тексты по искусству ответственны модные французские (в основном) теоретики>[36] и редакторы таких американских журналов, как October и Semiotext(e), якобы павшие жертвой недобросовестных переводов и переучившихся авторов, взявших в привычку щеголять англо-французской заумью>[37]. На самом деле поколение «новых историков искусства» (наряду с бесчисленными другими критиками, работавшими в разных странах мира в этот период) вдохнуло энергию в свою дисциплину, которая остро нуждалась в обновлении. В шестидесятых годах художники начали выходить за жесткие рамки модернизма в живописи и скульптуре, ища им альтернативы: хеппенинг, джанк-арт, лэнд-арт, перформанс и т. д. Язык критики, способной ответить новому искусству, тоже нуждался в пересмотре. Загляните в нудные специализированные журналы по искусству тех лет, и вы убедитесь в том, насколько чужды они были искусству, дерзко менявшему правила игры. Многие статьи и рецензии в них пестрели уже тогда совершенно неактуальными оборотами:
♦ «крепкая композиция»;
♦ «органичное/неорганичное формальное решение»;
♦ «плановое построение картины»;
♦ «контраст участков гармонии и динамики».
Сегодня аналогичным образом устарели излюбленные риторические фигуры критики восьмидесятых – девяностых, и стоит приветствовать очередные свежие веяния, но это не означает, что следует отмести все достижения постмодернистской критики или возложить на нее ответственность за кипы бессмысленной эпигонской писанины. Язык описания искусства создается коллективными усилиями, складывается постепенно и отвечает на новые художественные явления; ни при каких условиях он не может стать следствием вероломного заговора горстки злонамеренных интеллектуалов.
На протяжении XX века традиционная прежде задача художественного критика «судить» об искусстве уступила первенство задаче его «интерпретации», допускающей различные, порой взаимоисключающие толкования>[38]. «Интерпретатор» объясняет, почему он считает данное произведение «хорошим», но признает и другие точки зрения, в том числе и точку зрения читателя. Не менее важна для сегодняшней критики «контекстуализация», очерчивающая информационную сеть, в которую вплетено произведение:
♦ Из чего оно состоит?
♦ Как оно вписывается в эволюцию художника?
♦ Что уже было сказано о нем и о подобном ему искусстве?